Мы помним Советский Союз таким, каким он стал после Голодомора 1933 года и Великого террора 1937 года. Это был союз республик, контролируемых центром посредством трех вертикалей власти — партийной, чекистской и советской. Основная часть объектов управления уже была переведена в подчинение общесоюзных наркоматов. Однако до начала террористических акций СССР был союзом государств. Распространение советской государственности на национальные окраины помогло большевикам реставрировать империю, но привило ей внутреннюю нестабильность. Созданное в России тоталитарное «государство-коммуна» с максимально суженным количеством носителей диктатуры вобрало в себя национальные государства, наделенные реальной управленческой властью. Дабы устранить угрозу повторного распада империи, Кремль готов был прибегнуть к любым средствам террора.
Сталин не был откровенен даже с ближайшим окружением. Но 11 августа 1932 года он написал очень откровенное письмо из Сочи в Кремль Кагановичу. Суть письма — в двух абзацах:
«
Если не возьмемся теперь же за выправление положения на Украине, Украину можем потерять. Имейте в виду, что в Украинской компартии (500 тысяч членов, хе-хе) обретается не мало (да, не мало!) гнилых элементов, сознательных и бессознательных петлюровцев, наконец — прямых агентов Пилсудского. Как только дела станут хуже, эти элементы не замедлят открыть фронт внутри (и вне) партии,
Изучая положение в СССР во второй половине 1932 г. по советским газетам, мы увидим лишь рапорты о вводе в действие новостроек первой пятилетки. Рапорты ГПУ, на которые ссылался Сталин в этом письме к Кагановичу, рисуют иную картину. Город голодал, голодало и село. Компартийно-советский аппарат пребывал в растерянности или открыто фрондировал. Среди рядовых членов партии нарастало недовольство действиями властей.
Если бы положение сталинской команды в Кремле пошатнулось, компартийно-советское руководство УССР могло бы вспомнить о конституционных правах и стать из красного сине-желтым. Это понимал и Сталин. Это понимал выдающийся украинский историк Иван Лысяк-Рудницкий, который еще в
1950 г. высказал следующее мнение: «Отмена коммунистического строя в современных «союзных республиках», как и в сателлитных государствах, являла бы собой никак не болезненный переворот, а, наоборот, радостный и естественный поворот к собственной индивидуальности». В конце концов, так это и произошло в
1990–1991 гг.
Итак, вторая половина 1932 г. оказалась точкой пересечения двух кризисов — в социально-экономической и национальной политике Кремля. И.Сталин больше всего боялся социального взрыва в голодающей Украине. Начавшиеся в скором времени репрессии были направлены одновременно против украинских крестьян (террор голодом) и украинской интеллигенции (индивидуальный террор в массовых масштабах, партийная чистка). Острие репрессий направлялось не против людей определенной национальности, а против граждан Украинского государства. Не буду отрицать, если мне скажут, что речь идет все-таки об украинцах. Но вся суть в том, что граждане Украины, даже в смирительной рубашке советской республики, самим своим существованием создавали угрозу для своры преступников в Кремле.
Новогоднее поздравление вождя
Первым звеном в цепи репрессий, позволивших сталинской команде сохранить свое место в Кремле, был «закон о пяти колосках», как его прозвали в народе. 7 августа 1932 года ЦИК и СНК СССР приняли постановление «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности». Мерой судебной репрессии избиралась высшая мера «социальной защиты» — расстрел. «При смягчающих обстоятельствах» расстрел заменялся лишением свободы на срок не менее десяти лет.