Голодомор: скрытый Холокост

До этого дня мне не приходилось бывать в суде. Ведь у нас на селе никогда не проводилось ни одного судебного заседания. Мы слышали о, так называемом народном суде находившимся в районном центре, но с его работой не сталкивались. Наша сельская община разрешала собственные проблемы, не прибегая к помощи из вне.

Только к полуночи приступили к рассмотрению «дела» моего брата. Его ввели в клуб под конвоем двух милиционеров. За те несколько дней Серёжа очень сильно изменился. Он был грязным и выглядел измученным, и все могли видеть следы побоев на его теле. Под глазами у него были огромные синяки, а на губах и лице — следы запёкшейся крови. Ему связали руки за спиной. Шагая к скамье, предназначенной для обвиняемых, Серёжа смотрел по сторонам, вероятно, выискивая глазами маму и меня. Затем ему приказали сесть.

Официально народный суд являлся высшим выражением воли народа и справедливости судопроизводства. Мы же увидели представителя партии, «тысячника» Цейтлина, беспардонно распоряжавшимся судебным заседанием, словно он был главным судьёй. После объявления начала слушаний по делу моего брата, товарищ Цейтлин быстро поднялся со своего места. Члены народного суда, словно сторонние наблюдатели, хранили молчание. Как и раньше, товарищ Цейтлин произнёс пространную речь на отвлечённую тему, не имеющей ничего общего с происходящим. Мы уже приготовились выслушать длинный монолог. Но, к всеобщему удивлению, он быстро вынес приговор. Как мы и ожидали, Серёжу обвинили в физическом нападении на товарища Хижняка, председателя нашей Сотни. К тому же товарищ Цейтлин добавил и обвинение в нападении на милиционеров. «Преступление» Серёжки, таким образом, преумножилось с момента, когда мы виделись в последний раз. Все мы знали, что это было серьёзным обвинением, особенно после прочтения товарищем Цейтлиным положения, что нападение на представителей власти «имело место при исполнении ими служебных обязанностей». Обстоятельства, при которых всё это произошло, никто даже не выяснял.

Предъявив обвинение, товарищ Цейтлин сразу приступил к допросу.

— Какое ты имел право вмешиваться в работу партийных и государственных представителей? — был его первый вопрос к моему брату.

Серёжа пытался объяснить, что он ни на кого не нападал. Он только хотел отвести руку товарища Хижняка, чтобы предотвратить выстрел в маму, естественный инстинкт и моральное право сына. Но на товарища Цейтлина и его окружение это не произвело никакого впечатления.

— Не наводи тень на плетень, — прошипел товарищ Цейтлин. — Отвечай сейчас же: да или нет. Ты схватил рука товарища Хижняка?

— И да, и нет. Смотря, как на это посмотреть, — сказал Серёжа.

— Да или нет! — продолжал настаивать товарищ Цейтлин.

— Нет, — ответил Серёжа.

И он снова начал объяснять, что происходило в нашем доме.

Но допрашивающих интересовал только факт, что представители власти подверглись нападению во время исполнения своего долга. Допрос продолжался, и по мере его раскручивания, мы слышали, что Серёжа неуверенно повторял: «Да».

В результате допроса нам стала ясна причина, почему у Серёжи были синяки на лице. Так получилось, что во время ареста при нём находились карманные часы. Они принадлежали нашему отцу, и Серёжа очень дорожил ими. На эти часы положил глаз один из тюремных охранников. Он предложил Серёжке что-то в обмен на часы. Мой брат отказался. Тогда охранник-милиционер предложил хорошо накормить его. Сережа снова отказался. Ночью Серёжу вывели из его камеры и приказали отдать часы. После того, как брат в очередной раз сказал «нет», милиционер начал пытаться отнять часы силой. Они успели отдубасить друг друга до синяков, пока не сбежались другие охранники и не связали Серёжку. Подбитый глаз и распухший нос служили неоспоримым доказательством на суде. Но о карманных часах никто не вспомнил.

Товарищ Цейтлин попросил милиционера, который охранял Серёжу в тюрьме: «Товарищ милиционер, повернитесь лицом к собравшимся». Он подчинился, и все увидели кровоподтёки и синяки под глазами. Товарищ Цейтлин поднялся и обратился к суду: «То, что вы видите сейчас на лице товарища милиционера, является результатом второго нападения обвиняемого на представителя власти, так же находившегося при исполнении своих обязанностей. Товарищи, нападавший находится здесь, перед народным судом. Хочу заверить вас, товарищи, что врагу народа не удастся избежать народного возмездия».

Это всё, что он сказал. Но мы поняли, что судьба моего брата уже решена. Серёжа тоже это знал и был заметно взволнован. Он беспомощно оглядывался, словно ища поддержки и защиты.