Голодомор

"Вы что, против Советской власти? – зашипел агитатор. – Вы осмеливаетесь, открыто бунтовать?".

Затем он повторил вопрос и изменил приказ: те, кто за Советскую власть, пусть отойдут направо, а кто против – налево.

Какой-то момент никто не сдвинулся с места. Затем медленно, один за другим, люди стали подниматься с мест и направляться налево.

Агитатор взял карандаш и начал составлять список тех, кто ещё оставался на своих местах, громко спрашивая их фамилии. Это сыграло свою роль. Вскоре все продвинулись на левую половину. В такой маленькой комнате было невозможно собраться всем одновременно в левом углу, поэтому агитатор приказал всем вернуться на места.

Председательствующий, размахивая пером и бумагой, прокричал: "Ну, давайте же закончим с этим. Кто первый?".

Никто не шелохнулся. Председатель смотрел на нас сердито, а агитатор – безжалостно. Затем голос откуда-то сзади заполнил вакуум.

Это был старик лет семидесяти.

"Зачем такая спешка, господа-товарищи?" – прокричал он. Все повернули головы в его сторону, ожидая спасения. Председатель приказал ему выступить вперёд.

"Зачем торопиться, господа-товарищи?" – опять повторил старик, останавливаясь у стола президиума.

"Я тебе не господин, – прервал его агитатор. – Я товарищ".

Казалось, старика это озадачило.

"Как так? Я тебя никогда в жизни не видел. Какой же ты мне товарищ?".

Для нас было не важно, насмехался ли старик над агитатором или нет. Нас мучил вопрос, который он поднял: почему представители власти стремятся за один вечер разрушить вес уклад нашей крестьянской многовековой жизни?

Председательствующий и агитатор ответили старику на партийном жаргоне, используя готовые штампы. Он сказали, что мы должны немедленно поддержать коллективизацию, потому что от нас этого требует партия.

Уже наступила полночь, и мы все устали, особенно моя мама.

Вероятно сознавая бесполезность продолжения собрания, представители власти разрешили нам разойтись по домам, но только после того, как председатель приказал всем явиться на собрание, назначенном на следующий день.

Так насаждалось наше новое руководство.

По-прежнему многое оставалось неясным в вопросе коллективизации.

Вероятно, колхозы могут оказаться новой формой крепостного права.

Единственное, что мы чётко осознали – это неизбежность лишиться своей земли, что было равносильно жизни для нас.

Только десять лет отделяли нас от Революции и Гражданской войны.

Многие жители нашего села испытали их тяготы на себе: кто-то потерял родственников или родителей, кто-то вернулся в родные края с войны калеками. Но мы, наконец-то, получили землю! Мы спрашивали сами себя: неужели партия действительно хочет, чтобы мы бросили землю, вступили в колхоз и работали бы как городской пролетариат. Разве

Революция не была произведена для нас, для крестьян? Возможно ли, что партия хочет вернуться к большим помещичьим хозяйствам? У нас оставалась единственная надежда: ведь пропагандист объявил, что вступление в колхоз – дело добровольное. Мы были счастливы, жить и трудиться в своих небольших хозяйствах, и ничего не желали сверх того, только чтобы нас оставили в покое. Мы бы не присоединились к коллективизации ни за какие сокровища мира.

Нас удивило, с какой поспешностью члены комиссии и другие представители власти вступили в колхоз. Оказалось, что за день до собрания наш "тысячник", товарищ Цейтлин, провёл секретное совещание со всеми новыми представителями власти. Проводя инструктаж по вопросам коллективизации, он приказал им продемонстрировать свою готовность вступить в колхоз на собрании Сотни. Поскольку подавляющее большинство нового руководства составляли крестьяне, то они резко воспротивились приказу "тысячника". Товарищ Цейтлин нашёл выход из создавшегося положения. Он предложил им только притвориться, что они вступают в колхоз. Те, кто ещё не готов к такому шагу, будут занесены в особый список, который впоследствии уничтожат. Таким образом, жители села последуют их примеру. Мы не знали, с готовностью или нет, они приняли этот план. Позже товарищ

Цейтлин отрицал, что он внёс предложение о фиктивной регистрации. На следующий день новоиспечённые колхозники привели на колхозную ферму своих лошадей, коров и домашнюю птицу. За одну ночь товарищ Цейтлин провёл коллективизацию почти двадцати процентов жителей села, а некоторых из них ещё обратил в яростных проводников партийной политики на селе. Потеряв личное хозяйство, он могли рассчитывать только на то, что у них осталось – их новые должности, поэтому они старались демонстрировать свою обретённую власть везде, где это было возможным.

ГЛАВА 4.

Одним февральским утром 1930 года мы услышали орудийные залпы.

Вскоре воздух сотрясался от разрядов канонады. Звук происходил со стороны полей.

К полудню наше село было наводнено войсками регулярной армии.

Первыми на полном скаку промчался кавалерийский отряд. Затем на сельской площади духовой оркестр грянул марш, и войска вступили в село.