Голое поле. Книга о Галлиполи. 1921 год

Поручик Миша навеки принял причастие белого ордена России, поручик Миша живет для того, чтобы умереть за свою Прекрасную Госпожу.

Мы идем голубоватой лунной дорогой. Далеко, в лунной мгле, влажным длинным воем перекликаются шакалы. Шакалы ночью выходят из гибких зарослей и сев на задние ноги воют кругом белых лагерей, подняв седые морды к луне.

- Вы слышите, - говорит Миша. - Шакалы воют. Они воют каждую ночь. И чудится иногда, что весь мир кругом нас как ночь и воет как шакал.

- Здесь, в Галлиполи, мы проверяем себя до глубины, - наклоняется ко мне Миша. - Засматриваем во все закоулки душ наших. Ведь Галлиполи это, прежде всего, это как бы сказать - само воспитание, закал воли и духа. Здесь мы делаем всё, чтобы придти в Россию сильными, выкованными, железными людьми, чистыми духом. И вся наша армия, всё наше терпение - это великий русский закал...

- Я не знаю, конечно - говорит Миша, легко трогая меня за рукав. - Ведь все мы в армии такие обыкновенные, плохие и хорошие, но рядовые и незаметные люди... Но кажется иногда, что наша армия - это национальная воля России. Понимаете, - все удары, вся буря смерти и разрушения дела, брошена большевиками против воли, против силы и мысли русского народа. Им надо было задушить национальную волю, смять, растоптать в крови чрезвычаек, чтобы на опустошенном месте, вытравив Россию, производить свою вивисекцию коммуны и интернационала...

Рука Миши легко вздрагивает на моем локте:

- Им почти удалось. Внешне, - национальную волю они раздавили штыками. Пал Корнилов, Деникин, Колчак, Врангель. Истреблена подлинная русская демократия - казачество... Им удалось и не удалось совершенно. Русская Армия в Галлиполи стоит под корниловскими знаменами.

- Это та армия, которую повел мятежник Корнилов. Не забывайте, он повел ее против российского безволия, против смуты слов и смуты душ, против бунта. Есть русские мятежники за бунт против России. И есть мятежники против русского бунта за Россию. Мы - мятежники против бунта. Вся история нашей белой борьбы - национальный мятеж и национальное восстание против безвольного, беспощадного и подлого русского бунта...

- Мы - национальная воля. Потому мы и живы, потому и бессмертны. Мы одни, нас мало, но слышим мы оттуда, из России, многомиллионное, живое наше дыхание. Россия будет, - мы знаем, и если будет Россия, будем и мы, потому что мы её бессмертная воля к жизни. Мы - бессмертные...

Голубоватой лунной мглой светит закинутое лицо поручика.

Миша, поручик, господин поручик, полковник. капитан, канонир, рядовой, - не всё ли равно кто, чьих имен я не знаю... Миша, господин поручик, но вас же матросы прикололи штыком еще за Нарвской заставой в Петербурге, когда мятежные полки Корнилова хлынули назад от революционной столицы.

Господин поручик, капитан, унтер-офицер без фамилии, но вы же, стиснув зубы, пали под огнем пулеметов в Москве. Вас бросили на гнилой соломе в казачьей хате, потому что были вы в агонии. Вы задыхались и сгорали на лазаретных койках в сыпняке. Замерзшим вас сняли с коня. Под Манычем и Орлом, и у Курска - вы пали на дороге судорожно раскинув руки, отбросив и нагретую выстрелами, почернелую винтовку, и зеленый вещевой мешок...

Господин поручик, капитан, ефрейтор, бомбардир, пулеметчик без фамилии - вы же были забыты, брошены в дрожащей и животной сумятице Новороссийска и Одессы. Вас заели вши в холодных, кишащих трюмах транспортов. В Константинополе, за колючей проволокой лагерей, вас спихнул в ямищу братской могилы подкованный сапог голубого французского сержанта...

Господин поручик, бледный мальчик, с тихо пылающими темными глазами, идет со мной рядом и светится в лунной мгле его закинутое, тонкое лицо.

Дорога нам мимо русского братского кладбища. Высоко на горном откосе, меж легких теней крестов, сереет тяжелый каменный колокол русского надгробья, памяти запорожцев, почивших в турецкой неволе, памяти пленных 1854 года, памяти русских воинов 1920-1921 года.

Есть бронзовая доска на надгробии, слова приказа генерала Кутепова: "Пусть каждый от генерала до солдата принесет по камню на сооружение этого памятника..." И сюда из города и лагерей много дней шло тихое паломничество русских полков, седых генералов, ребят, священников, солдат, милосердных сестер, юнкеров, больных из лазаретов...

Терновые венки из ржавой колючей проволоки, скрещенные пушки и мечи, вырезанные из жести. Бурые могильные холмы застилают георгиевские ленты. Легкие железные кресты сквозят лунной мглою. Ночь ходит меж могил, тихая ночь...

Вот они безымянные, братские.