Голограмма для короля

— Третий подход — Самосохранение. Если у них страх в глазах, продаешь им Самосохранение. Тут все очевидно. Если она боится тебя впускать, говорит с тобой через окно, — тогда выбираешь этот подход. Говоришь ей, что эти продукты сохранят здоровье, спасут от микробов и болезней. Понимаешь?

— Да.

— Хорошо. Последний — Признание. Она хочет купить то, что покупают все остальные. Выбираешь четыре-пять имен самых уважаемых соседей, говоришь, что они у тебя уже купили. «Я только что от миссис Глэдстон, она очень просила зайти к вам».

— И все?

— И все.

Алан научился торговать хорошо — и научился быстро. Нужны были деньги, хотел съехать от родителей, что и проделал месяц спустя. Еще через полгода купил новую машину, а налички стало столько, что неясно, куда девать. Деньги, Романтика, Самосохранение, Признание: применял их ко всему подряд. Уйдя из «Фуллера» в «Швинн», те же уроки приспособил к торговле велосипедами. Принципы работали по-прежнему: велосипеды практичны (Деньги); велосипеды — красивые, блестящие вещи (Романтика); велосипеды безопасны и прочны (Самосохранение); велосипеды — знак семейного статуса (Признание). И в «Швинне» он тоже быстро шел в гору — от розницы на юге Иллинойса до регионального центра продаж, затем очутился за одним столом с чикагским руководством, сочинял стратегии, планировал расширение. Потом задавили профсоюз. Потом Венгрия, Тайвань, Китай, развод и всё вот это.

Снова включил телевизор. Репортаж про космический корабль многоразового использования. Один из последних запусков. Алан выключил телевизор. Этого он тоже видеть не хотел.

Надо же — набирает отцовский номер. На международном звонке разориться можно. Но из-за космического корабля он вспомнил Рона и решил ему позвонить.

Это была ошибка. Он понял, что это ошибка, на первом же гудке.

Вообразил отца на ферме в Нью-Хэмпшире. Последний раз виделись с год назад — отец поднабрался сил. Щеки румяные, глаза аж сверкают.

— Ты глянь на эту шавку, — сказал в тот день Рон.

Они, значит, сидели на веранде, пили скотч, глядели на трех собак Рона, склочных и грязных. Его любимицей была австралийская пастушья псина, ни минуты не сидевшая на месте.

— Вот это я понимаю — шавка на все времена, — сказал Рон.

Он жил на ферме под Уайт-Ривер-Джанкшн. Держал свиней, коз, кур и двух лошадей — на одной ездил, другую ему сбагрил приятель. О фермерстве Рон не имел ни малейшего представления, но, когда вышел на пенсию, а мать Алана умерла, купил 120 акров слякотной долины неподалеку от городка. Вечно жаловался — мол, эта дыра его убивает, — но эта дыра продлевала ему жизнь.

Алан с годами стал медлительнее, латаный-перелатаный и весь в шрамах, а вот отец умудрился поздороветь. Алан предпочел бы поменьше пикироваться — это что, трудно? И насмешки тоже лишние. Алан, ты будда пеший! Рон вечно подкалывал его венгерским фиаско. Рон из профсоюзных. Да они, дескать, на «Страйд Райт» пятьдесят тысяч пар обуви в день выпускали! В Роксбери! Как заведет песню про фабрику да модернизацию — не остановишь. Первая компания, открывшая своим сотрудникам детский садик. А потом и дом престарелых! У Рона была полная пенсия. Правда, он ушел на покой еще до того, как компания разругалась с профсоюзами и перевела производство в Кентукки. В 1992-м это было. А спустя пять лет — в Таиланд и Китай. И потому Аланова работа в «Швинне» Рону как кость в горле. Потому что Алан — менеджер, подыскивал «Швинну» регионы, где нет профсоюзов, вел переговоры с китайскими и тайскими поставщиками, в немалой степени (это Рон так говорил) приложил руку к падению «Швинна» и 1200 его рабочих, — короче, это усложняло беседу. О чем ни заговори, все сводится к спорам о том, от чего недужит государство, и потому едва ли не любая тема под запретом. В общем, болтали о собаках и плавании.

Рон выкопал себе прудик и плавал там каждый день с апреля по октябрь. Холодрыга, полно тины, и Рон вечно ею вонял. Чума болотная, звал его Алан, но Рон не улыбался.

— Поможешь свинью зарезать? — спрашивал он.

Алан отказывался.

— Свежий бекон, малец, — говорил Рон.

Алан хотел в город, поесть по-настоящему. «Фермер Рон» — это отчасти спектакль. Рон неплохо разбирался во французской кухне, в вине, а теперь толкал телеги про мясо с картошкой. В городе Рон пялился на женщин:

— Ты вон на ту глянь! Небось муфточка хоть куда.

Пещерный житель — это что-то новенькое. Мать Алана не потерпела бы такого варварства. Но кто тут настоящий Рон? Может, таков он и есть — тот, кем был, пока жена, мать Алана, не перевоспитала его, не усовершенствовала? Может, теперь он вернулся в естественное свое состояние?

Гудки прекратились.

— Алло?

— Привет, пап.

— Алло?

— Пап. Это Алан.

— Алан? Ты что, с Луны звонишь?

— Из Саудовской Аравии.

А чего Алан ждал? Изумления? Похвалы?

Ни звука.

— Я думал про космический корабль, — сказал Алан. — Помнишь, мы на запуск ходили.

— Что ты забыл в Саудовской Аравии?

Похоже на провокацию, на приглашение похвастаться, и Алан рискнул: