Голограмма силы

Он сбросил с себя оцепенение, обнял сына, прижал к груди и, не разгибаясь, вывернул голову так, что затрещали шейные позвонки. Он был готов увидеть что угодно, потому что никогда не слышал ничего подобного и никогда его так не выворачивало от страха. Он был готов увидеть и вцепиться в любую мерзость, которую только могло нарисовать его испуганное воображение. Он был готов заорать на весь свет, чтобы спугнуть тварей, которые так напугали его и Микки, или ломать их уже переломанные крылья, если у них все-таки были крылья, или бежать от них, бежать так быстро, как потребовалось бы, — что угодно, лишь бы унести от этого кошмара мальчика.

С тем, что он увидел, справиться было невозможно. И убежать от этого они не могли.

Над кронами самых высоких деревьев зависла необъятная черная плоскость. Она закрыла собой все небо и медленно опускалась на лес. Шелест прекратился и сменился могучей вибрацией тяжеленного необъятного тела. Алекс распрямился и замер, не отрывая глаз от страшной картины. Плоскость с низким гулом опускалась на них. «Боже мой, это не насекомое, — Запоздало и медленно подумал он, — это механизм… Я вижу дно…» Он уже успел отметить мелкопористую фактуру неведомой поверхности, толстенные ребристые выступы, сложный рисунок извилистых углублений…

Выбирайся из-под нее, скорее!

Вместе с пониманием пришла быстрота реакции. Взгляд его заметался — он искал край чудовищного механизма и не находил. Он пробежал по аллее вперед и выбрал место, чтобы видеть плоскость в просвет между деревьями — с тем же результатом. Плоскость казалась бесконечной и неумолимо опускалась на Алекса и Микки.

Фонари на аллее внезапно погасли. Теперь, когда плоскость закрыла собой все небо — слабый свет звезд и ярко-желтый абажур луны, — кромешный мрак окутал все вокруг. Алекс застыл на месте, не решаясь сделать ни шага в абсолютной темноте. Он ничего не видел — только слышал учащенное дыхание Микки и гулкую вибрацию над головой.

И стук своего сердца — как торопливую поступь надвигающейся гибели.

— А фонарики сейчас зажгутся? — Голос сына прозвучал на удивление спокойно.

Как бы ему в ответ по всему видимому пространству плоскости с диким скрежетом открылись зияющие провалы, в нос ударил резкий кислотный запах, и из образовавшихся люков заструился на землю слабый фиолетовый свет. К низкому гулу прибавилось тонкое мелодичное дзеньканье. Опускание плоскости замедлилось.

Тормозит, с облегчением подумал Алекс. Сейчас остановится. Не может она, эта дура, не остановиться. Она же садится на городской лесопарк, здесь могут быть люди! Он облегченно вздохнул.

Теперь он мог видеть. Прежде всего он сблизил свои глаза с глазами Микки и ничего не прочел в них, кроме легкого непонимания и усталости. Для его мальчика это было слишком — светящийся лифт, опускающийся на лес. Он воспринял непонятную картину, как когда-то в младенчестве — спасительным ровным восприятием грудничка. «Что есть, то есть. Это дело папаки, это не мое дело…» Ну и слава богу, подумал Алекс и пробормотал:

— Ночь, малыш, уже ночь, фонарики уснули… Зато вот видишь, включились другие…

Он задрал голову. Фиолетовые провалы увеличивались в размерах, гул нарастал — плоскость опускалась, теперь уже не теряя скорости.

Равномерно и неумолимо.

Алекс обреченно прижал к себе малыша. Он стоял в нелепом оцепенении и никак не мог понять, что от него сейчас требуется. Он стоял и просто смотрел на фиолетовые блики на лице своего Микки, на пугающе-искаженный освещением лес, а гигантский механизм продолжал свое движение, с каждой секундой вдавливая в землю их мир, их воздух, их жизнь… Над головой раздался резкий шорох. Алекс растерянно посмотрел вверх: махина достигла верхушек самых высоких сосен и уже прогнула некоторые из них. И тогда он как будто вырвался из нелепого сна и безмолвно закричал: «Что ты стоишь, идиот? Что ты стоишь? Вас сейчас раздавят или сожгут! Беги! Беги!»

И он побежал.

Он бежал по аллее в неверном фиолетовом свете, прижимал к себе безвольно обмякшее тельце Микки и не думал ни о чем — ни о том, откуда взялась эта напасть, эта махина, и что она собой представляет, какое у нее назначение и что от нее можно ждать еще… Мысли роились в голове — беспорядочные, шальные, тревожные, но он гнал их от себя и только старался не сбиться с дыхания, не упасть и молил бога, чтобы эта страшная микропористая гадина опускалась помедленнее, дала бы им возможность спокойно из-под нее выбраться.

Плоскость опускалась и теперь со страшным треском подминала под себя верхушки мачтовых сосен. Деревья прогнулись под неимоверным давлением, они стонали и трещали и посыпали землю дождем хвойной трухи, а спустя несколько секунд раздались сухие выстрелы — верхушки стали ломаться, в разные стороны полетели ветки, щепа, шишки.