Голограммы

То, что компенсацией будет один из бриллиантов, они успели договориться, переглянувшись. Но какой? Взглядов тут уже было недостаточно. После совещаний и экспериментов они изъяли центральный бриллиант, заменив его хрусталем таких же размеров и формы. Недаром они были королевскими ювелирами, лучшими в Румынии!

Окружающие центр бриллианты они расположили так, что их сверкание отражалось в гранях хрусталя. Ни король, ни архиепископ, ни тогда, ни после не заметили подмены.

С двумя ювелирами я познакомился вскоре после войны. Более веселых людей, но и больших жуликов мне встречать не приходилось.

Лично меня они не обжулили лишь потому, что не было чего сжулить.

УСЛОВНЫЙ РЕФЛЕКС

Для Вени, истощенного мальчика, недавно эвакуированного из блокадного Ленинграда, слово «дурак» было запредельным сквернословием. Употребить его, краснея при этом, он мог, когда гнев уже перехлестывал в ярость.

Осенью их восьмой класс мобилизовали на уборку картофеля в колхозе. Бригадир с горечью и одновременно с презрением посмотрела на его укрепленные веревочкой очки, на лицо с несмываемой печатью голода, на свисающие плетью руки, забрала у него лопату и назначила ездовым.

У межи неподвижно стояла кляча, запряженная в телегу. Веня взобрался на мешки с картофелем, взял вожжи и скомандовал: «Ну!».

Лошадь не шевельнулась. Бригадир, колхозницы и ребята из его класса с интересом наблюдали, как Веня все громче повторял свое «Ну!». Никакого эффекта. Колхозницы рассмеялись.

— Пацан, — сказала бригадир, — она к твоему «Ну» не привычная. Она к матюгам привыкша. Матюгни ее и она пойдет.

Веня молча слез с телеги и взял лопату.

ДОКАЗАТЕЛЬСТВО

Собрание партийного актива Сталинского района города Киева в 1937 году. Клеймят врагов народа.

В третье ряду поднялась крупногабаритная дама:

— Среди нас находится помощник бывшего наркома здравоохранения, презренного врага народа Канторовича, некий Лев Медвидь. Я по глазам вижу, что он тоже враг народа. Я предлагаю исключить его из партии.

— Ставлю на голосование, — объявил председатель.

— Почекайтэ, — поднялся доктор Медвидь, украинский парубок, в свое время замеченный наркомом Кантовичем и выбранный им в помощники. — Дайтэ мени сказаты.

— Нечего! Все и так ясно! Исключить! — Завопила аудитория.

— Та я не про себэ, — спокойно заявил доктор Медвидь. — Я по цю жинку.

Про эту женщину? Другое дело. Дать ему слово.

Доктор Медвидь не торопясь поднялся на сцену, посмотрел в зал, нацелил указательный палец в ту самую крупногабаритную даму и очень убедительно сказал:

— Ця жинка блядь. Я по очам бачу.

Хохот грохнул в аудитории.

Так Лев Иванович Медвидь спас себя от исключения из партии и всего, что могло за этим последовать.

СПОСОБ ОПРЕДЕЛЕНИЯ

На прием к министру здравоохранения Украины Льву Ивановичу Мевидю пришел профессор из так называемых национальных кадров. Министр пригласил его сесть и придвинул пачку папирос.

— Спасибо, Лев Иванович. Я не курю.

— Жаль. Мне очень хотелось увидеть, где у тебя лицо

СЛУЧАЕТСЯ…

Люди, знавшие заведующую кафедрой начертательной геометрии, не могли поверить в случившееся. Не только грубое слово, даже случайная ошибка в грамотной речи вызывала брезгливую гримасу на ее интеллигентном лице. А тут…

Тяжко быть студентом в пятидесятилетнем возрасте. Даже заочником. Но Ивану Степановичу, скатившемуся с руководящей должности, понадобился диплом инженера, чтобы не скатиться еще ниже.

Пацаны в комнате общежития, в котором, приезжая на экзаменационную сессию, пребывал Иван Степанович, помогали ему всеми правдами, а чаще неправдами, преодолеть очередной барьер. Но начертательная геометрия! Эта старая ведьма (Иван Степанович так называл профессора, свою ровесницу) трижды заваливала его чертежи.

О ее красном карандаше поколения студентов слагали легенды. Говорили, что он процарапывает алмаз. Не было ни малейшей возможности избавиться от ее красных исправлений, оставлявших глубокие канавки в ватмане. Приходилось чертить новый лист.

Полночи пошло на четвертый чертеж. Утром ребята проверили его. Не нашли ни единой ошибки. Иван Степанович вошел в битком набитую аудиторию. Профессор позволила. Уважила возраст студента. Он развернул перед ней лист ватмана. Взором неторопливо планирующего орла, выискивающего добычу, профессор оглядела чертеж. И вдруг красный карандаш стремительно спикировал на кружок в верхнем правом углу и пересек его. Словно ножом полоснуло Ивана Степановича.

— А это почему?

— Осевая линия.

— На х… мне ваша осевая линия?!

— То есть, как это — на х…?

Аудитория затряслась от хохота.

Случается иногда невероятное.

РЕЗОЛЮЦИЯ