Голому рубаха

— А никто тебя ни в чем и не винит, — удивилась Броу. — Неужели ты думаешь, что я не смогла бы защитить себя?

Она вновь задумчиво глянула на свои пальцы; между ними уже блестело тонкое жало черного ритуального стилета; играя рукой, девушка раскрутила лезвие так, что стало трудно отличить клинок от рукояти; затем, так же внезапно, как появился, опасный предмет бесследно исчез.

— Извини, — сказал Порнов, — извини. Был не прав, погорячился.

— Совсем другое дело, — одобрительно сказала Броу. — Главное, чтобы... как это: каждый сверчок, знай свой шесток?

Если бы она ругалась или издевалась над ним, Порнову было бы легче; ее спокойствие сбивало его с толку.

— Ты отведешь меня к Мич? — спросил он, сделав вид, что не заметил «сверчка».

— Всему свое время, — непреклонно заметила Броу. — Раз уж наш карнавал окончен, я сниму маску; не возражаешь?

Порнов испугался, что сейчас на месте симпатичной молодой женщины окажется старая страхолюдина; но у Броу лишь чуточку вздернулся носик, сильнее проступили скулы и изменился разрез глаз; лицо ее было более худым, чем у Мич, но и только. И в новом обличии, да еще в полумраке, Порнов мог бы ее с сестрой перепутать запросто; о чем он тут же не преминул сообщить Броу.

— О чем и речь, — откликнулась та, — если бы Мич так не упирала на свои принципы, мы бы с ней прекрасно поладили. В ней нет нервной сумасшедшинки, присущей Лео; с ней нормально поговорить можно. Но этот ее лозунг: «Счастье для всех, и пусть никто не уйдет обиженным» — дурь какая-то; сказок она, что ли, в детстве перечитала?

— Не помню я что-то у нее такого лозунга, — честно признался Порнов. — Хороший лозунг, но не ее. Единственно, чего она, по-моему, хотела, — это спокойно добраться до дому и поговорить с отцом...

— Только этого не хватало, — фыркнула Броу; тут Порнов понял, что сболтнул лишнего. — Я-то думаю, чего она мне голову морочит, а она, оказывается, опять за свое... Как это: кто старое помянет, тому глаз вон...

Сказано это было с такой силой, что Порнов сразу же обеспокоился о зрении Мич.

— Что ты с ней сделала? — строго спросил он.

— После того, что ВЫ с ней сделали, можно сказать, ничего, — невозмутимо ответила Броу. — Это же надо придумать, — такой колтун ей соорудить; она же простой ментал, других способов «дышать» — Броу выделила это слово — не знает... Мне и делать-то ничего особо не пришлось.

— Что значит — ничего особого?!

— Не волнуйся, ничего страшного, — Броу вдаваться в подробности явно не хотелось. — По крайней мере ни за борт, акулам на корм, ни в кубрик, матросам на забаву, не отправила... Следи за собой, — воскликнула она, заметив невольное движение Порнова, — будь осторожен; замечу неладное — тебе несдобровать; и на любовный навык и сноровку не посмотрю... Спит она — и прекрасно себя чувствует!

— Спит, говоришь? — осведомился Порнов и вдруг зевнул. — А что, это дело; за последние трое суток мне так толком выспаться и не удалось...

Он встал и на глазах изумленной девушки продефилировал к ее кровати. Броу за его спиной выразительно хмыкнула. Порнов, не обратив на это никакого внимания, добрался до постели и принялся рыться в обрывках белья; выбирал кусок покрупнее, очевидно, чтобы укрыться.

— Спать под одним одеялом будем или как? — невозмутимо спросил он.

— Или как... Брысь в свою комнату; и чтоб носу оттуда не показывал!

Она впервые позволила подпустить в свою речь толику презрения:

— За кого ты меня принимаешь; я в мужчинах на час не нуждаюсь!

— Было бы предложено, — Порнов, кряхтя, поднялся с кровати, на которой уже успел разлечься; зевая на ходу, поплелся к двери.

— А что, среди биолов и женщины бывают? — из желания отомстить обронил он уже у самого выхода.

Задребезжав, рядом с его головой в притолоку воткнулся черный кинжал.

— Ух ты! — восхитился Порнов. — Научишь меня? Я, сколько ни старался, никак его бросать не научился!

— Если скажешь хоть слово о моей тату, не важно, где и кому, он будет торчать у тебя из затылка, — как о чем-то незначительном сообщила Броу. — Иди спать; утром я тебя разбужу!

На заплетающихся ногах, непрерывно зевая, Порнов доплелся до своей кровати и буквально обрушился на нее; через минуту он уже спал мертвым сном.

Глава 7 Это не любовь

Под утро ему опять приснился сон; был он ярким и понятным; впрочем, сколько потом Порнов ни пытался вспомнить, о чем же он все-таки был, ничего не получалось; начало и середина сна стерлись напрочь; или спрятались до лучших времен — Порнову хотелось думать именно так; уж больно бойкой была концовка.

Приснилось ему, что спит он на «Оклахоме» в своей каюте; почему-то один (Ухов-то куда делся? Да и черт с ним...). Под утро, когда первый рассветный (какой рассвет?) луч рассеял сумеречную мглу, дверь в каюту чуть приоткрылась; тихонько, на цыпочках, в нее проскользнула тоненькая женская фигурка и замерла, привыкая к полумраку.

«Мич, — сладко подумалось Порнову, — ласковая моя...».