Голос

– Я ведь его убила, да? – С моей стороны это не совсем вопрос, это скорее способ помочь самой себе, потому что в глубине души я понимаю: я его убила. Я убила человека.

– Да, – мягко подтверждает Лоренцо. – И нам всем пора идти. Давно пора.

Лоренцо и Петроски затаскивают безжизненное тело Моргана ЛеБрона на каталку и вывозят из комнаты. Я смотрю, как двери комнаты № 1 раздвигаются, затем снова задвигаются. Через минуту они уже возвращаются в основную лабораторию, но уже без каталки. Затем мы, все шестеро, молча беремся за тряпки и моющий порошок, стирая потеки на стенах и на полу и один за другим выбрасывая пропитавшиеся кровью и грязной водой лоскуты в большой пластиковый пакет, который Лин притащила из кладовой. Время от времени они с Изабель обмениваются какими-то знаками. Я этих знаков не понимаю, но чувствую, что от них исходит ощущение надежды и покоя.

Когда не остается никаких следов, кроме едкого запаха хлора, мы, выстроившись в ряд, начинаем оттирать друг с друга и с собственной кожи то, что осталось от Моргана. Лин куда-то исчезает и вскоре возвращается с шестью чистыми лабораторными халатами, которые и раздает нам. Вполне достаточно взглянуть хотя бы на мою одежду, чтобы стало ясно, что ее абсолютно необходимо чем-то прикрыть. Да и остальные выглядят не лучше.

Я поворачиваюсь к Петроски.

– Вы можете вывести нас отсюда и провести через пункт охраны? – Ответить он не успевает.

Никто из нас, ни одна пара ушей не уловила ни звука. И никто из шести человек не заметил, как он вошел, этот великан, и остановился в дверях, перекрывая нам путь к отступлению.

«Вот ведь дерьмо!» – думаю я и, возможно, произношу это вслух; во всяком случае, я слышу собственные слова столь же отчетливо, как гудок автомобиля.

Именно этого человека, столь бесшумно проникшего в лабораторию, я бы в последнюю очередь хотела сейчас видеть. Однако именно с ним я постоянно сталкивалась всю эту неделю и всегда в тот момент, когда менее всего этого ожидала, словно его единственной задачей было непрерывно следить за нами.

Ну конечно, По.

Возможно, как я теперь понимаю, его основная задача именно такой и была.

– Оставьте все и идемте со мной, – говорит он.

Рука сержанта Петроски тянется к пистолету 45-го калибра, висящему у него на бедре, и я замечаю, что Лоренцо тоже следит взглядом за этим его движением.

– Не будьте глупцом, доктор Росси, – говорит По.

Я открываю рот, намереваясь что-то сказать, но не могу издать ни звука.

По через плечо оглядывается на сержанта Петроски, который стоит как раз между ним и всеми остальными. Кажется, будто По, не спуская одного глаза с пистолета, вторым глазом изучает наш маленький отряд мятежников. Затем он делает шаг к Петроски, совершенно спокойно отнимает у него пистолет, ставит на предохранитель и говорит:

– Пока пусть лучше побудет у меня. – Он кивает сержанту: – Ты первый. Затем доктор Росси. Затем дамы – цепочкой, как в школе. И чтоб никто рта не открывал.

Мы выстраиваемся, как было сказано, и По, замыкая ряд, ведет нас через помещение с шимпанзе. Остановившись у двери, он объясняет Петроски, как ее открыть, и мы оказываемся в небольшом коридоре, ведущем к служебному лифту.

Кабина уже стоит на нашем этаже, и дверцы лифта открыты.

И в кабине я вижу человека, чье лицо узнала бы сразу и где угодно – ведь любая мать способна сразу узнать своего сына.

Глава семьдесят пятая

Дверцы лифта вполне могли бы оказаться и самыми настоящими вратами в ад с их грозным предупреждением «Оставь надежду всяк сюда входящий», светящимся, например, там, где обычно высвечиваются номера этажей. Но я все-таки вхожу в кабину вместе с остальными, и будь она трижды проклята, эта надежда…

Однако передо мной действительно мой сын.

Стивен буквально падает ко мне на грудь, отчего-то вдруг снова превратившись из мужчины в ребенка. За эти два дня он изрядно похудел, и я чувствую, как его выступающие ребра поднимаются и опускаются в такт то ли дыханию, то ли всхлипам, и ласково прижимаю его к себе. Куда бы По ни повел нас сейчас, в этом походе мы будем вместе.

По решает вмешаться и мягко разнимает наши материнско-сыновьи объятия.

– Для этого у вас еще будет время, доктор Макклеллан. Потом. Когда мы окажемся у главного входа, старайтесь не поднимать глаз и не произносите ни слова. – Он достает из кармана брюк три черных браслета и протягивает их Лоренцо, Петроски и мне. – Наденьте.

– Ни за что, – говорит Лоренцо. – Ни за что, черт побери!

Петроски бледнеет и молча качает головой.

– Они пластмассовые, – говорит По. – Просто наденьте их, и все. Сержант Петроски вывести вас отсюда не сможет. А я смогу. Но только в том случае, если вы будете делать то, что я вам скажу.

Я защелкиваю браслет на запястье, и дверь лифта с шипением закрывается. Мужчины делают то же самое.

Я вопросительно смотрю на По.

– Ну, давайте, – кивает он, явно разрешая мне задать вопрос, который вертится у меня на языке.

– Что происходит? – говорю я и внутренне сжимаюсь, готовясь к знакомому болевому шоку.

Но боли нет.