Голос

Уже этих нескольких слогов мне достаточно, чтобы насторожить уши, но все прочие слова, окружающие эти несколько слогов, и вовсе бьют в меня с силой взбесившейся электрички. Президент. Несчастный случай на лыжах. Брат.

– Доктор Макклеллан, у нас возникла некая проблема. – Это снова преподобный Карл. Надо сказать, в реальной действительности он куда меньше похож на сладкую бело-розовую пастилу и куда больше – на гриб-поганку. Когда он выступает перед телевизионной камерой в поддержку нашего президента, у него все сладкое, и голос, и внешность.

– Потрясающе. Ну, так и решайте ее, – говорю я. – И вообще, я вам что? Гребаный Хьюстон?[18]

Нет, неправда. Ничего такого я не говорю. Я вообще не произношу ни слова.

– Джин, – говорит Патрик. Не «детка», не «милая». Такие нежные словечки, какими обычно пользуются любящие супруги, сейчас неуместны. Сейчас Патрик настроен ужасно по-деловому. – Джин, кое-что случилось.

А Си-эн-эн по телевизору уже трубит во все трубы. Я краем глаза успеваю заметить мелькнувший на экране заснеженный горный склон и лицо Того, Кто Правит Свободным Миром, а рядом с ним, разумеется, лицо Анны, очаровательной в своем сине-бежевом ансамбле. И мне почему-то кажется, что на самом деле она улыбается. Пусть только глазами.

Преподобный Карл делает некий жест, и один из его спутников заходит ко мне на кухню. Мне, в общем-то, это вторжение безразлично, но уж если я должна оставаться безмолвным домашним животным, так дайте мне, по крайней мере, возможность иметь хоть какую-то собственную нору или хотя бы стойло. Собственное домашнее святилище, так сказать.

– Приступайте, Томас, – приказывает Карл.

Вот тут-то и происходит нечто совсем уж странное.

Этот Томас – на нем удивительно мрачный офисный костюм, а на лице еще более мрачное выражение, – тянется к моему левому запястью, и я инстинктивно отдергиваю руку, точно испуганная бродячая собака, прекрасно знающая, какую боль причиняют разные ловушки. Но тут ко мне подходит Патрик.

– Все хорошо, детка, – успокаивает он меня. – Не волнуйся и позволь им это сделать.

А Томас свободной рукой извлекает какой-то маленький ключик, очень похожий на ключ от кабины лифта, такой округлый простенький ключик, который и годится-то лишь для одной цели. Эта штуковина заставляет меня вспомнить множество других, довольно нелепых, приспособлений, способных делать только что-то одно: открывалки для банок, выжималки для лимонов, резалки для дынь. У нас ведь так много подобных вещей.

И где только мы набрались подобной хрени? Покупной «свадебный дождь», покупные «свадебные подарки», покупные «рождественские чулки с подарками» – импульсивные покупки в Икее. Все это бессмысленное и бесполезное барахло, принесенное в качестве подарка, затем прячут в кухонные шкафы и чуланы, даже не вынув из коробки. Вот о чем думаю я, пока Томас освобождает меня от счетчика, этого высокотехнологичного эквивалента открывалки для пивных бутылок.

– Теперь вы можете говорить, доктор Макклеллан. – И преподобный Карл жестом радушного хозяина приглашает меня пройти в мою собственную гостиную.

И это за сегодняшний день еще далеко не последняя его роль-перевертыш. Впрочем, все, чего они хотят, я уже поняла из программы Си-эн-эн, без конца повторяющей историю о том, как брат президента упал, катаясь на лыжах, и постепенно знакомящей зрителей с подробностями полученной им травмы – повреждено заднее левое полушарие головного мозга; оно жизнеспособно, но коммуникативные функции нарушены, речь абсолютно бессвязная. В общем, мне совершенно ясно, что нужно преподобному Карлу и его команде.

Им нужна я.

Вот если бы Анна Майерс, катаясь на лыжах, получила такую травму, налетев на дерево, я бы бросилась к ней на помощь, не раздумывая ни секунды. Вот только вряд ли тогда за мной приехали бы такие «важные» мужчины на черных SUV, прекрасно знающие, что жена президента лежит в палате интенсивной терапии.

– И что вы хотите от меня услышать? – Слова медленно, осторожно вытекают у меня изо рта, пока я выхожу из кухни и направляюсь прямиком к телевизору, выключаю его и сажусь в одно из боковых кресел. Я не желаю делить пространство ни с кем из этих людей.

– Жарко здесь, – говорит преподобный Карл, поглядывая на холодильник.

– Да, жарковато, – откликаюсь я.

Кто-то из его свиты – но не Томас – выразительно кашляет.

Я делаю вид, что поняла намек, и говорю:

– Патрик, дорогой, раз уж ты все равно на кухне, так, может, нальешь нашим гостям холодной водички?

И Патрик наливает воду, и приносит поднос со стаканами в гостиную, и все, естественно, замечают, как неодобрительно качает головой преподобный Карл. Ведь именно мне, жене, полагается обслуживать гостей.

– Итак? – говорю я. – Насколько я поняла, у Бобби Майерса мозговая травма? Локализация?

Преподобный Карл устраивается на козетке напротив моего кресла и предлагает Патрику:

– Вы же медик, Патрик, так, может быть, покажете ей отчет, полученный по факсу сегодня утром из госпиталя?