Голос

– Мне очень жаль, что это так, – говорит он, но ничто в его голосе не указывает на то, что ему и впрямь жаль. Ведь как раз этого он и добивался: покорности женщин, девушек и девочек. Старшие поколения еще нуждаются в постоянном контроле, но пройдет немного времени, и когда у Сони тоже будут дети, мечта преподобного Карла Корбина об Истинных женщинах и мужчинах станет нормой, ибо так будет существовать весь мир. Как же я его за все это ненавижу!

– Вы еще что-нибудь хотели мне сказать? – спрашиваю я и ловлю быстрый взгляд Патрика, который, впрочем, не говорит ни слова.

А преподобный Карл достает из кармана плоскую металлическую коробочку и открывает ее.

– Ну, раз так, то я вынужден снова надеть это на вас. – «Это» означает узкий черный браслет, который он достает из коробки.

– Это не мой, – говорю я. – Мой серебристый.

Еще одна ласковая улыбка; теперь уже улыбаются не только губы, но и глаза преподобного Карла.

– Это новая модель, – поясняет он. – Вы сами быстро поймете, что функционирует он в точности так же, как и ваш предыдущий, но у него имеются две дополнительные функции.

– Какие же? Встроенный миниатюрный кнут из воловьей шкуры?

– Джин! – не выдерживает Патрик. Но я на него даже не смотрю.

– Ну что вы, доктор Макклеллан. Во-первых, он будет следить за тем, как вы соблюдаете элементарные правила вежливости.

– Что-что?

– Нам это представляется всего лишь легким напоминанием. Если ваша речь не будет ничем засорена, то и браслет никак себя не проявит. Недопустимо употребление бранных слов. А также нельзя допускать никакого богохульства. Если вы случайно оговоритесь, то ничего страшного не произойдет, однако каждый раз после такой оговорки ваша общая квота будет уменьшаться на десять слов. Но вы, разумеется, быстро к этому привыкнете.

Я чувствую себя Гартманом из мультфильма «Южный парк» – тем самым, которому имплантировали в голову некий чип, который бьет его током каждый раз, как он произносит матерное слово.

– Вторая функция этой модели требует несколько большей активности с вашей стороны. – Карл выразительно постукивает ногтем по красной кнопке на боковой стенке браслета. – Раз в день в любое время по вашему выбору вы будете нажимать на эту кнопку и говорить, обращаясь к браслету. Вот здесь у него микрофон. – Он указывает на противоположную от кнопки сторону браслета. – Мы надеемся, что данная практика поможет создать у людей…

– У женщин, – поправляю его я.

– Да. У женщин. Мы надеемся, что это поможет создать у вас должное настроение, поможет вам понять основные правила нашей жизни.

– Каким образом?

Из нагрудного кармана он извлекает свернутый листок бумаги, разглаживает его, и я вижу некий печатный текст.

– Один раз в день вы будете читать это в микрофон. Прежде чем начать, нажмите дважды красную кнопку, а потом дважды, когда закончите. Это никак не будет сказываться на вашей квоте.

– Что не будет сказываться? – Я чувствую, что во рту у меня совершенно пересохло, и делаю еще глоток кофе, который уже совершенно остыл.

Преподобный Карл торжественно вручает мне листок с текстом и предлагает:

– Может быть, прочтете это прямо сейчас? А я пока настрою браслет на тембр вашего голоса. Таким образом, мы убьем сразу двух зайцев.

И я прочитываю те первые слова в самой верхней строке, что напечатаны крупным синим шрифтом:

«ВЕРУЮ Я, что мужчина создан по образу Господа нашего и во славу Его, а женщина составляет славу мужчины, ибо не мужчина был создан из женщины, а женщина – из мужчины».

– Я не могу это читать, – говорю я.

Преподобный Карл смотрит на свои наручные часы.

– Доктор Макклеллан, у меня через полчаса встреча в городе. И если мы с вами не сумеем разрешить эту проблему, то мне придется позвать того, кто это сделать сумеет.

И я сразу же представляю себе Томаса – в его темном костюме, с темным лицом и еще более темными глазами; это ведь он вчера утром снимал с меня счетчик. Это его я впервые увидела год назад во главе той группы мужчин, которые явились за нами.

В тот день я как раз рассказывала об успехах, которых удалось достичь нашей маленькой команде; аудитория для семинарских занятий была набита битком, так что сквозь эту толпу с трудом протолкнулись две дюжины мужчин в военной форме с особой повязкой на левом рукаве, украшенной президентской печатью; и у каждого в правой руке была черная как ночь штуковина, похожая на дубинку. Я и вздохнуть не успела, как изображение на экране замерцало, и проектор потух. Остался лишь белый лист у меня за спиной, на котором, точно призраки, все еще виднелись мои формулы.

И я поняла: значит, все началось – то ужасное, немыслимое, о чем Патрик предупреждал меня еще несколько дней назад.

Пришедшие вооруженные люди разделили присутствующих на две группы и сразу отослали прочь всех мужчин, а нас, женщин – нас было примерно человек пятьдесят, лучшие студентки и сотрудницы факультета, как «старички», так и «новенькие», – построили и повели куда-то по пустым коридорам. Лин Кван первой осмелилась высказать свое возмущение вслух.