Голос

И еще помнилось, как в праздники, а то и в будний день к моей бабушке — матери отца — приходили ее подружки, такие же старенькие, как она, и часами рассказывали про свою жизнь… Все тогда были добрыми, уступчивыми, и я тоже. Всякий раз какая-нибудь из бабушкиных подружек одаривала меня свежеиспеченным, румяным кренделем. Съедать его сразу жалко: носишься с ним по двору, в кармане подержишь, если, конечно, есть карманы, насмотришься на него, нарадуешься и только потом не торопясь съешь, разделив с кем-нибудь из своих самых верных друзей! Но еще до того как съешь, не один раз вернешься в избу, где сидят за столом с поющим самоваром старухи в широких разноцветных поневах, или подбежишь к скамеечке возле дома, куда они перебрались после чая. Постоишь, послушаешь, о чем говорят, выполнишь какую-нибудь просьбу… Одна из них спросит, слушаюсь ли я отца-мать, собираюсь ли хорошо учиться, помогаю ли всем, кто просит. Бывало, и не ответишь: смотришь, заслушавшись певучим, свободным от забот голосом, и тут уж бабушка выручит — похвалит за что-нибудь, и радуешься: не подвела тебя перед своими подружками, — и горы готов свернуть после этого!

Бывало, и в пасмурную погоду соберутся, а мне теперь все те дни, часы, минуты кажутся солнечными, светлыми, безвозвратными…

Когда не стало бабушки, я впервые подумал о том, что когда-то и меня не будет… И может, потому живет во мне ее образ, не умирает, ее жизнь продолжается в моей, в моих братьях и сестрах, в наших детях и никогда не кончится… Жаль только, что не помню — меня тогда еще не было — бабушкиных родителей, и тем более ее дедушку и бабушку! Я слышал о них из ее рассказов… Их лица, суровые и доверчивые, иногда всплывали в моем воображении как живые и снова исчезали в тумане времени…

Я опять подумал о младшей Совке.

Отец, будто зная об этом, совсем другим голосом сказал:

— А помнишь, как после войны Федя Редчанков сватал Совку?

Я удивился.

— Столько лет прошло, забыл, конечно. Тогда слушай.

— Совка никуда не уехала? — спросил Федор, хоть и слышал, что вчера она на реку проходила белье полоскать. Как он ее не видел с огорода, уму непостижимо!

— Здесь твоя Совка, — не сразу ответил Игнат.

— А ты знаешь, отец, это из-за меня у нее жизнь не получилась…

— В чем же ты виноват?

— Во всем.

— Что, на ней свет клином сошелся? — вконец расстроилась Аграфена. — Такой герой, при таких звездочках… Да ты бы себе… Не связывайся ты с ней, — попросила Аграфена. — Ничего у вас не было и не будет.

Вмешался Игнат:

— Ничего, мать, сын у нас грамотный, при орденах. Разберется!

— И ты туда же! — вскинулась на старика Аграфена. — Все не можешь забыть эту ведьму, старую сову?

— Зря ты ее ругаешь, — заступился Игнат. — Она и тебе, и Совке сколько раз ворожила! — Игнат весь зажегся. — Знаешь, Федя, ни в бога ни в черта не верю, а один раз тоже попросил Совкину бабушку сворожить — на тебя, значит. Раскинула карты, так и так: жив твой сын, вернется при орденах и медалях и при небольших ранах, пустяковых… Ну, запаслись мы со старухой терпением и, как видишь, дождались! А ты ее ведьмой называешь… — укорил он Аграфену. — Нехорошо это.

Аграфена стала говорить что-то такое, чему и сама не верила:

— Хи-и-итрая Совка… Ишь что затеяла: ждет, когда Федя в ножки ей поклонится, и не в укромном месте, а на виду у всей деревни! Так след в след и идете… Редчанковский корень…

Сыну ее слова показались загадочными, а старик резко отклонился на стуле, размашисто хлопнул себя по коленке, просиял заблестевшими глазами, но сразу же и примолк, наткнувшись на осуждающий взгляд Аграфены. Да и как было не понять: вряд ли в деревне забыли о том случае, два года назад…

На троицу, только что кончилась посевная, настроение у всех было праздничное, и бадонские, весело приветствуя друг друга, подтягивались к магазину, ожидая, когда продавщица Аня примет товар первостепенной важности, который в посевную куда-то исчезал.

Отработав на ферме, Совка успела переодеться во все праздничное и вместе с другими женщинами ждала, когда откроется магазин. Игнат с Аграфеной, порознь, были здесь. Или ему надоело ждать — что-то уж очень долго Аня принимала товар! — или захотелось поговорить с Совкой, — он бросил мужицкую компанию и приблизился к Совке, выделявшейся среди женщин и даже девчат. Совка заметила Игната и приветливо кивнула. Улыбнуться ему она никогда не забывала! Этим особенным отношениям между ними завидовали даже молодые парни, которые не знали, как подступиться к Совке, выглядевшей гораздо моложе своих лет. А Игнат знал, и на разные там намеки и ухмылочки оба не обращали внимания.

«Совка, не бойсь, к чистому не пристанет!» — заступался за нее Игнат.

И она не боялась: защита и в самом деле была крепкая! За Игнатом, понимали другие, стояла пока что хоть и невидимая, но сила. Этой силой был Федя. А если говорить точнее — майор Федор Редчанков! А это уже не шуточки…

Сколько бы Игнат ни говорил с Совкой, ему всегда не хватало ни слов, ни времени, чтобы выразить свое особенное расположение к ней. Ни о какой другой невестке он даже и думать не хотел!