Голос

Шангина мелькнула за соснами, проехали место, где раньше была электростанция… Иван подсчитал свои возможности: первая надежда само собой на Михаила Александровича, но перед этим Иван должен поговорить с шангинским бригадиром, который, как и его старший брат, председатель сельсовета, всегда хорошо относился к Ивану.

11

Бригадира он нашел дома. Все были на работе, и Василий сам себе налаживал на стол: достал из печи большой чугун, потом маленький, принес из кладовки соленых алятских карасей, коротко бросил Ивану:

— Садись.

Иван отказался.

Василий хоть и молодой, а строже Ильи — редко когда засмеется, и от этого непонятно, сердится он за что или нет. Но сегодня у Василия глаза вроде бы веселые. Да и не верится Ивану, что вот так все разом кончится. Была заимка, и вдруг ее не будет!

Жарковато показалось Ивану в избе, и он, не говоря ни слова, путаясь в длинных занавесках, выбрался из комнат и расположился в тени на предамбарнике.

И Василий, оказывается, любил здесь сидеть.

Иван не задавал никаких вопросов, ждал, что скажет Василий. Тот видел, что настроение у Ивана хуже некуда, и как можно веселее сказал:

— Ну что, Иван Захарович, и до тебя очередь дошла?

— Раз шутишь, значит, еще не дошла.

— Целый час спорил с председателем! — похвалился Василий.

— Отстоял меня?

— Как будто отстоял. «Пашите, — говорит, — и бугор и поляну! Сегодня же!»

Иван слушал внимательно, взвешивая каждое слово Василия, стараясь понять, где он может прибавить, а где — нет, а тут не выдержал, впился в него взглядом синих, холодно заблестевших глаз и хрипловато спросил:

— Что ты ему ответил?

— Я ему отвечаю: «Мы к Ивану привыкли!»

Иван поморщился — был недоволен ответом бригадира, — но перебивать не стал.

Василий с увлечением продолжал рассказывать:

— «Кто это «мы»?» — спрашивает у меня председатель. «Мы, — говорю, — шангинские». Он на мои слова ноль внимания. «Может, — говорит, — шангинские и привыкли, а бабагаевские — нет». — «Да его, — говорю, — бабагаевские толком и не знают! Нашли кому завидовать!» Он посмотрел на меня и говорит: «Не тех, кого надо, защищаешь». — «У меня, — говорю, — защиты больше никто не просит». Знаешь, что он ответил? «Не нравятся мне разговоры об Иване». Ну, я тогда помягче: «Георгий Алексеевич, пусть живет человек». А он свое: «Никто его со света сживать не собирается, я его только кругом опашу». — «Не надо, — говорю, — пусть он на свою поляну смотрит. Жалко, что ли?» — «Очень ты, — говорит, — добрый». «Что ж, — говорю, — раз вы все знаете, то пашите. Доживал бы человек спокойно, а так…» Он заинтересовался: «Что так?» — «А то, — говорю, — что всю жизнь человеку поломаем. А много ли у него ее осталось?» Он походил по кабинету: «А что, Василий Иннокентьевич, правильно будет, если мы его не тронем?» — «Конечно, — говорю, — правильно!»

В этом месте разговор Василия с председателем Ивану понравился, и он спросил:

— Так все время и навеличивает?

— Только так.

— Всех или одно начальство?

— В том-то и дело, что всех. Зря не обидит, это я тебе точно говорю. Дальше строго так спрашивает: «Ты за свои слова отвечаешь?» Я ему говорю: «Целиком и полностью». Он мне: «Ну, смотри, Андреев!» — «А чего, — говорю, — смотреть, когда и так все видно». — «Ну, ладно, — говорит, — и тебе я верю. Ты уже второй защитник». — «А первый кто?» — спрашиваю. Он помолчал и говорит: «Михаил Александрович…» Ну, думаю, теперь-то Иван Федосов спасен! Только похвалил я в душе Михаила Александровича и тут же, как будто не своими ушами, слышу: «Но чтоб не было разговоров, вспашите бугор, который поближе к Ивану, а поляну оставьте. Поляну действительно жалко трогать». — «А на кой черт нам бугор?» — спрашиваю. Отвечает: «Для порядка». — «Понял», — говорю. «Все, — говорит, — иди».

— Бугор ты не стал защищать? — спросил Иван.

— А зачем? Начнешь бугор защищать, он рассердится и поляну вспашет!

Конечно, бригадир бы кое за что врезал Ивану — слишком уж много он хочет, — но его останавливало одно очень важное обстоятельство: он уважал тех, кто хорошо работал. А Иван с Марьей еще недавно работали в колхозе так, как некоторым и не снилось! Не захотели с заимки переезжать? Так это их дело…

Василий как-то спросил шангинского конюха: «Захар Кузьмич, ты бы стал жить на Татарске, как Федосовы?» Тот ответил: «А что там делать? Слушать, как сосны шумят да волки воют?»

— С кем дальше разговаривать? — спросил Иван.

— О чем?

— Про бугор, про поляну, про дом…

— А дом тут при чем?

— А при том, что сначала бугор вспашут, потом поляну, а потом дом зацепят трактором и поволокут в деревню!

— Дом твой, Иван Захарович, никто не тронет.

— Могут.

— Ну, а если бы и тронули? — сделал предположение бригадир. — Неужели тебе не надоело бегать? Ты знаешь, что сказал председатель? «Да мы, — говорит, — бесплатно сруб поставим, только пусть переезжает!»

— Почему бесплатно? Что у меня, денег не хватает?

— Он про твои деньги ни слова не сказал.

— Не знает.

— Почему, я говорил.

— И что он?

— Даже внимания не обратил.

— Про сколько тысяч ты ему сказал?