— Конечно, джинсы и футболку.
— Думаешь, Трэвис будет там? — спросила она меня.
Я зарычала.
— Ребята, мне так много нужно вам рассказать. Это займет время. Я скоро вернусь, хорошо?
— Хорошо! — пропела Натали, вставая. Джордан рылся в своем чемодане.
— Хорошо, — ответил он через плечо.
Я вышла, прыгнула в машину и поехала к Арчеру.
24 глава
Я стоял на кухне возле раковины и большими глотками пил воду. Я только что вернулся с совместной с собаками пробежки по берегу озера. Когда погода изменится, я больше не смогу бегать.
Я стоял и раздумывал над тем, чем мне заняться сегодня. Я не мог справиться с ощущением тяжести в сердце, которое чувствовал и до пробежки. Я надеялся, что упражнения помогут развеяться, но этого не произошло.
Я чувствовал усталость. Однако это была усталость не от физической нагрузки, а от умственной. Когда я проснулся этим утром, то в скомканных простынях повсюду ощущался запах Бри. Я чувствовал себя счастливым и умиротворенным. Но когда понял, что она ушла, я встал и попытался решить, что буду сегодня делать. Можно было поработать над некоторыми постройками, но ни одна из них не вызвала у меня энтузиазма. У меня было неопределенное ощущение, что мне стоит всерьез задуматься над этим. «
Я услышал стук в ворота и поставил стакан. Неужели Бри так рано вернулась?
Я вышел из дома, пошел к воротам и увидел Трэвиса. Он шел по подъездной дорожке прямо ко мне.
Я остановился, размышляя о том, какого черта ему понадобилось.
Он поднял руки, как бы показывая жестом: «не стреляй». Я наклонил голову в ожидании.
Трэвис вытащил из заднего кармана сложенную бумагу и, подойдя, протянул мне. Я взял ее, но не открыл.
— Анкета для получения водительских прав, — сказал он. — Тебе нужно только принести свидетельство о рождении и подтверждение места жительства. Коммунальные счета или что-нибудь подобное.
Я поднял брови и взглянул на бумаги. Что он задумал теперь?
— Я задолжал тебе извинения за стрип-клуб. Это было по-детски и совсем не круто. И я на самом деле рад, что вы с Бри помирились. Я думаю, ты ей очень нравишься, парень.
Я хотел спросить, откуда он узнал об этом. Я знал, что я ей нравлюсь и, может быть, даже больше, чем нравлюсь, но я сгорал от желания услышать, что она рассказала Трэвису обо мне. Конечно, даже если бы я мог, я бы никогда не стал обсуждать это с Трэвисом. Вероятнее всего, он бы просто поиздевался надо мной. Но я не знал, как рассказать Бри о своих чувствах. Я знал, что секс не равен любви. Но как же я мог узнать, любит ли она меня, если она об этом не говорит? И если она этого не говорила, означает ли это, что она меня не любит? Я совсем запутался, и мне было не с кем поделиться.
Черт возьми, я знал, что я люблю ее — неистово и каждой частичкой моего сердца, даже каждой разбитой частичкой, даже теми частичками, которые чувствовали себя ненужными. Может, ими больше всего.
— Итак, — продолжил Трэвис, — мы можем заключить перемирие? В любви и на войне все средства хороши, да? Ты выиграл, ты получил девчонку. Нельзя винить парня за попытки, да? Никаких обид? — он протянул мне руку.
Я посмотрел на его протянутую руку. Я не доверял Трэвису, но есть ли смысл продолжать войну между нами? Он был прав — я выиграл. Бри моя. Когда я подумал об этом, меня охватила волна неистового чувства собственничества. Я пожал его руку, с недоверием глядя ему в глаза.
Трэвис держал руку на кобуре.
— Я полагаю, ты знаешь, что друзья Бри в городе. Друзья из ее города.
Я нахмурился и дернул головой и тем выдал себя. Трэвис изобразил на лице: «вот черт».
— Проклятье! Она тебе не сказала? — спросил он.
Он отвел взгляд, потом снова посмотрел на меня.
— Ну, я уверен, что ей тяжело. Я имею в виду, она здесь, ты ей нравишься, но в то же время ей хочется вернуться домой, к ее настоящей жизни. Это тяжелая ситуация.
Домой? К настоящей жизни? О чем, черт возьми, он говорит?
Трэвис внимательно посмотрел на меня, издал тяжелый вздох и провел рукой по волосам.
— Черт, мужик, у тебя же нет иллюзий насчет того, что она останется здесь, работать официанткой в маленьком городе, на всю свою жизнь? Может быть, будет жить в этом маленьком кухонном шкафу, который ты называешь домом, и родит тебе много детей, которых ты не сможешь содержать?
Он рассмеялся, но я промолчал. Его улыбка исчезла, и на смену ей пришло выражение жалости ко мне.
— О, черт, именно на это ты надеялся?
Я остолбенел. Не то чтобы я нарисовал в голове именно эту картину, но от мысли об ее отъезде у меня кровь застыла в жилах.