Голос блокадного Ленинграда

    1

    Мы шли на перевал. С рассвета

    менялись года времена:
    в долинах утром было лето,
    в горах — прозрачная весна.

    Альпийской нежностью дышали

    зеленоватые луга,
    а в полдень мы на перевале
    настигли зимние снега,

    а вечером, когда спуститься

    пришлось к рионским берегам,—
    как шамаханская царица,
    навстречу осень вышла к нам.

    Предел и время разрушая,

    порядок спутав без труда,—
    о, если б жизнь моя — такая,
    как этот день, была всегда!

    2

    На Мамисонском перевале

    остановились мы на час.
    Снега бессмертные сияли,
    короной окружая нас.
    Не наш, высокий, запредельный
    простор, казалось, говорил:
    «А я живу без вас, отдельно,
    тысячелетьями, как жил».
    И диким этим безучастьем
    была душа поражена.
    И как зенит земного счастья
    в душе возникла тишина.
    Такая тишина, такое
    сошло спокойствие ее,
    что думал — ничего не стоит
    перешагнуть в небытие.
    Что было вечно? Что мгновенно?
    Не знаю, и не всё ль равно,
    когда с красою неизменной
    ты вдруг становишься одно.
    Когда такая тишина,
    когда собой душа полна,
    когда она бесстрашно верит
    в один-единственный ответ —
    что время бытию не мера,
    что смерти не было и нет.

1939-1940

РАЗВЕДЧИК

    Мы по дымящимся следам
    три дня бежали за врагами.
    Последний город виден нам,
    оберегаемый садами.

    Враг отступил.

    Но если он
    успел баллоны вскрыть,
    как вены?

    И вот разведчик снаряжен

    очередной полдневной смены.
    И это — я.
    И я теперь
    вступаю в город, ветра чище…
    Я воздух нюхаю, как зверь
    на человечьем пепелище.
    И я успею лишь одно —
    бежать путем сигнализаций:
    «Заражено,
    заражено»…

   …И полк начнет приготовляться.

    Тогда спокойно лягу я,
    конец войны почуя скорый…
   . . . . . . . .
    А через час
    войдут друзья
    в последний зараженный город.

<1940>

[ПОЛУНОЧНАЯ]

    Маятник шатается,
    полночь настает,
    в доме просыпается
    весь ночной народ.

    Что там зашуршало,

    что там зашумело?
    Мышка пробежала,
    хвостиком задела…

    (Никому не видные,

    тихонькие днем,
    твари безобидные,
    ночью мы живем.)

    Слышишь сухонький смычок

    ти-ри-ри, ти-ри-ри?..
    Это я пою, сверчок,—
    тири-ри, тири-ри…
    В темной щелочке сижу,
    скрипку в лапочках держу…

    Если вдруг бессонница

    одолеет вас,
    лишнее припомнится,
    страшное подчас,—

    слушай тихий скрип смычка —

    тири-ри, тири-ри…
    Слушай песенку сверчка —
    ти-ри-ри, ти-ри-ри…

    И тоску постылую

    заглушит сверчок —
    сны увидишь милые:
    пряник и волчок.

    Слушай, слушай скрип смычка

    ти-ри-ри, ти-ри-ри…
    Слушай песенку сверчка —
    ти-ри-ри, ти-ри-ри…

Осень 1940

МАРШ ОЛОВЯННЫХ СОЛДАТИКОВ