Голос дороги

— Мы замерзнем насмерть, — сумрачно сообщил Роджер, ни к кому конкретно не обращаясь. Он протянул руки над огнем и пытался отогреться. Почти вся его теплая одежда перекочевала к Илис, на которую он старался не смотреть, стыдясь недавней вспышки.

— Есть какие-то предложения? — спросил Грэм.

Они уже перевязали свои раны, но до этого успели потерять много крови, и теперь обоим было нехорошо.

— Надо идти в город. Сейчас все-таки не лето, чтобы гулять по диким просторам.

— В город? — переспросил Грэм с сомнением. — Но нас легко узнать. У тебя, да и у меня, слишком заметная внешность, а Илис… ну, ее точно запомнили.

— Придется рискнуть. Иначе мы погибнем.

— Лучше уйти подальше, хотя бы в Лигию. Тогда можно будет и рискнуть… А вообще у меня есть мысль податься в Наи.

— А что там такое, в Наи? — поинтересовалась Илис. Закутанная в теплый плащ по самый нос, она все еще была очень бледна, но глаза ее уже успели наполниться бесенятами.

— Там был мой дом, — просто сказал Грэм. — И я еще надеюсь, что там будет мой дом и в будущем.

— С ума сойти, — сказала Илис. — А я-то думала, что ты совсем безродный…

— Те люди называли тебя "господин", — робко сказала Марьяна. С того момента, как все закрутилось, она еще не раскрывала рта. Произошедшее потрясло ее, и она не знала теперь, что и думать, в ее глазах застыл страх. — Как знатного человека…

— А он и есть знатный человек, — с неожиданной злостью сказал Роджер прежде, чем Грэм сумел его остановить. — Нобиль проклятый. Авантюрист голубых кровей…

— Э? — вытаращила глаза Илис.

— Вот тебе и «э».

— Заткнись! — сказал Грэм и встал, сам не зная зачем.

— Его папаша, между прочим, князь, — продолжал Роджер издевательски. Он тоже поднялся на ноги, безотрывно глядя на Грэма. — В отличие, правда, от мамочки, которая прижила себе сынка от греховной связи…

— Не тронь мою мать! Она была благородной женщиной!

— Ага, пока не спуталась с женатым, и ее не поперли из дома, — на Роджера словно нашло какое-то затмение. — А потом она стала обычной шлюхой, и имели ее все, кто только хотел. Странно, что ты — единственный ублюдок, родившийся у нее.

Задохнувшись от ярости, Грэм рванулся вперед и замахнулся, целясь в лицо. Роджер вполне мог бы уклониться, но не стал, принял удар. Пошатнувшись, отступил на шаг и страшно усмехнулся разбитыми губами. Но Грэму было это мало — он выхватил меч и уткнул его острие в грудь Роджеру.

— Сдурели?! — закричала Илис, приподымаясь.

— Я разве сказал неправду? — спросил Роджер, не обратив на нее никакого внимания. — Все в Карнелине это знали. Или ты будешь отрицать, что ты — бастард? Ну, хочешь, заруби меня.

Грэм тяжело дышал и никак не мог поднять меч. Безоружный Роджер стоял перед ним, разведя руки и скалясь, и его глубоко посаженные глаза безо всякого страха смотрели из-под нависших бровей. Все, что он сказал, было правдой, но Грэм не мог понять, почему он с такой злостью поведал об этом, и почему — именно сейчас.

Но все-таки это была истинная правда. И убить за нее он не мог. Грэм сделал несколько глубоких вдохов, успокаиваясь, потом толкнул меч в ножны и сказал невыразительно:

— Ты прав, Роджер. Все это так.

Он отвернулся и пошел прочь от импровизированного лагеря, ничего перед собой не видя. Отойдя довольно далеко, он наткнулся на большой плоский камень, на который и уселся. Если б можно было остаться здесь навсегда в одиночестве!

Почему они вдруг заговорили о его происхождении, хотя следовало обсудить более важные темы? И почему Роджер с такой беспощадной злостью говорил о его матери? Сам он не думал о ней уже очень давно, и теперь воспоминания причинили неожиданно сильную боль. Даже не сами воспоминания, — своего происхождения он не стыдился, — а удар ниже пояса от Роджера, да еще в момент, когда он меньше всего этого ждал.

Грэм просидел на камне довольно долго, тупо разглядывая мерзлую землю у себя под ногами. Он больше ни о чем не думал. Ничего не хотелось, даже жить, и недавняя радость от того, что он смог остаться в живых, полностью погасла. Из этого состояния его вывел хриплый голос Роджера, откликавший его по имени. Грэм медленно поднял голову и увидел его прямо перед собой.

— Ну?

— Прости, — сказал Роджер.

— За что?

— За то, что наговорил тебе гадостей. Сорвался.

— Но это же все чистая правда, — безразлично сказал Грэм. — Я — бастард, а моя мать попрошайничала и торговала своим телом.

— Ну и что? Совершенно не нужно было говорить про это.

Они с минуту помолчали, потом Грэм решил задать давно занимающий его вопрос:

— Роджер, а кто были твои родители?

— Понятия не имею. Я никогда их не видел.

— Ты не пытался разузнать?

— Нет. Зачем? — Роджер помолчал и спросил: — Ну, долго ты собираешься сидеть здесь? Тебя видно за несколько миль.

— И что?

— Ох, не зли меня, Соло. Честное слово, нам будет легче ужиться, если ты перестанешь изображать из себя страдальца и прикидываться тупицей. А мы теперь крепко повязаны, и друг от друга нам еще долго никуда не деться…

— Повязаны, да… кровью.

— Вот именно. Ну, давай руку… братец.

Грэм усмехнулся и сжал протянутую руку.