Голос крови

С некоторых пор Светлане очень стало нравиться слово «эргономично». Вполне вероятно, она вкладывала в него более широкий смысл, чем составители словарей иностранных слов. «Эргономично» для нее означало прежде всего — целесообразно. Например, она с годами обнаружила, что долго зацикливаться на неприятных воспоминаниях и мыслях — совершенно не эргономично, потому что от этих пустых размышлений настроение портится чуть ли не больше, чем от самого события. Со временем она отлично научилась выкидывать из головы все обременительные, докучливые, раздражающие и разные-всякие подобные мысли. Некоторые люди называют это оптимизмом, некоторые — житейской мудростью. Да не суть важно! И неизбежные печали по поводу Мишкиного заболевания, по поводу этого дальтонизма, Светлана точно так же эргономично выкинула бы из головы. В конце концов, это не смертельно, не заразно, не требует расходов на лекарства, поскольку неизлечимо…

Выкинула бы. Но не могла. Что-то зацепилось за память. Какая-то мелочь…

Не то чтобы она прямо спать Светлане не давала! Но саднило да саднило нечто неопределенное.

На ответ наткнулась она совершенно неожиданно. Можно сказать, на улице. Ну да, шла себе, шла — и посреди Покровки встретила старинного приятеля — бывшего главу Союза художников. И с большим трудом его узнала, так он постарел и весь как-то обвис. Он, конечно, рассыпался в комплиментах Светлане, которая приняла их со снисходительной улыбкой совершенно уверенной в себе женщины. Она такой и была.

— Слушай, ты совершенно не изменилась! — восхищенно воскликнул старинный знакомый. — Каждый раз, когда тебя вижу, поражаюсь этому. Сколько это, лет шесть прошло, как в последний раз виделись? Эх, воды утекло… Меня переизбрали, ты слышала?

И губы его изогнулись печальной подковой.

Светлана не слышала, но на всякий случай сочувственно покивала, прикидывая, как бы половчее смыться. Бойцы вспоминают минувшие дни и битвы, где вместе рубились они, — это не ее жанр!

— Сволочи неблагодарные! — возмущался собеседник. — Просто свалили, будто какого-то тирана! И мастерские, дескать, я распределяю только по блату, и на выставки рекомендую только своих… Каких своих, ну каких?! Я же отлично помню, сколько всех с бору по сосенке в Союз набирал! Рекомендации давал! Проталкивал! В Москву ездил, хлопотал! А они что?! Сволочи неблагодарные! Как поперли на меня всей кучей, а впереди те, кому я больше всех добра сделал! Крашенинников, Перовский, Шалин, Козлов, Федотов этот, местный Ван Гог недоделанный…

— Кто? — усмехнулась Светлана. — Ван Гог? Он что, даль…

И осеклась.

Выставочный зал на пощади Минина, вернисаж молодых художников, невыразительная мазня в залах, и вдруг… вдруг взор приковывает… захолустная улочка, стена старого дома с осыпавшейся, облезлой штукатуркой, пожухлая осенняя трава вокруг… Буйство красок! Беззастенчивое нарушение всех канонов! Тускло-желтое на месте красного, хаки или коричневое на месте зеленого, желтое на месте голубого, серое на месте розового, и только синие тона бьют по глазам яркостью и насыщенностью, вызывая враз раздражающие и гармоничные ощущения…

И — маленький мальчик, с опаской подающий листок бумаги с аккуратно нарисованной полянкой синих и желтых цветов — на фоне коричневой травы…

— Света, ты что?! — кричал ей вслед бывший приятель, но она не слышала. — Света, ты куда?!

Картины, этот темноволосый и темноглазый худощавый парень и Алина, Алина рядом с ним!

Он художник! Он дальтоник, вот откуда эта дикая изощренность красок! А Мишка?! А его рисунок?

* * *

Ася входит в кабинет. Дверь открыта, хотя на вешалке висит черный плащик какой-то клиентки, а сама она в лаборатории у Натальи.

Странно. Почему же дверь не заперта?! Пальто висит, документы на столе, компьютер стоит, в ящике стола — деньги… Входи, кто хочет, бери, что хочет… Несвойственна такая безалаберность Наталье!

Звонит городской телефон, Ася снимает трубку:

— «Ваш анализ», шестнадцатый кабинет, администратор Снегирева.

— Наконец-то! — доносится до нее сердитый голос Виктории Петровны, старшей медсестры «Вашего анализа». — До вас невозможно дозвониться, Ася Николаевна! Нужно узнать, посылать ли к вам курьера за пробами, а телефон все время занят, я ровно полчаса звоню! Сколько можно болтать?! Это все-таки служебный телефон, если вы не знаете!

Ася благоразумно проглатывает оправдание, мол, это Наталья, видимо, куда-то звонила, а она только что вошла. Запросто нарвешься на вопрос, где это вы бродили в рабочее время, Ася Николаевна?! Поэтому она смиренно бормочет:

— Трубка неправильно лежала, извините, пожалуйста, Виктория Петровна.

— Внимательней надо быть! — кипятится старшая медсестра, которая ненавидит всякую непунктуальность и расхлябанность. Впрочем, она хоть и чрезвычайно вспыльчива, но весьма отходчива. И температура ее накала уже падает. — И по сотовому до вас дозвониться невозможно, — добавляет она куда мягче.

— Да я вчера сотовый потеряла, — уныло сознается Ася.

— А я-то думаю, почему по нему какой-то мужик все время отвечает! — восклицает Виктория Петровна.