Голос крови

– Ну конечно, – отвечает он. – Вот ты подумай. Сейчас его цикл дошел до восемнадцати раз в день, по большей части это в офисе. У него не остается времени ни на что другое, и ни на чем другом он не способен сосредоточиться. Остаются только интервалы, пока он набирается сил для следующего оргазма. И вот остальные дела – те, которые он не может делать в рутинном порядке, на автомате, – они и не делаются. Морис Флейшман живет в другом мире, никому не подвластном, и название этому миру – онанизм.

– Онанизм.

Магдалена может только шептать… хрипло. От возбуждения она едва владеет голосом.

Внезапно доктор Льюис приподнимает ее, вместе со стулом, и разворачивает на девяносто градусов от стола…

– Норман! Что ты делаешь!

…и не опускает, пока не находит место, где можно подступиться к Магдалене спереди, став у нее между колен. Он молчит, и Магдалена молчит. Он смотрит на нее, едва заметно улыбаясь. Она заглядывает ему в лицо снизу вверх. Доктор расстегивает свой белый «я – медик» халат. Его брюки кофейного цвета, встопорщенные в паху, не больше чем в шести дюймах от лица Магдалены. Норман принимается расстегивать молнию медленно, медленно, медленно. Он улыбается Магдалене лукаво, лукаво, лукаво, словно взрослый, готовящийся вручить маленькой девочке подарок, которого она всегда так отчаянно хотела. Медленно медленно медленно лукаво молния…

Глухое звяканье колокольчика… Значит, кто-то толкнул входную дверь. За стеной слышатся голоса и смех.

– Норман! Это они! «60 минут»!

– Давай – пока они под дверью!

Доктор Льюис внезапно заговаривает еще более задушенным и напряженным голосом, чем Магдалена.

– Ну же!

– Нет, Норман! Ты спятил? Мне нужно их впустить – а я уже полуголая! Уже всё!

– Нет, не всё, – хрипит доктор Льюис, – Пока они… там… на пороге…

Он не может справиться с дыханием.

– Такой момент – раз в сто лет, и то если! Ну давай!

Магдалена дергается назад, отъезжает на стуле и вскакивает на ноги. Белый халат на ней расстегнут почти до конца. И чувствует она себя полностью голой.

Норман так и не отнял рук от молнии штанов. Он смотрит на Магдалену взглядом… уязвленного… оглушенного… обманутого человека.

– Господи, Норман. Да ты, я смотрю, настоящий чокнутый.

Интервью проходит в кабинете Нормана. Работают две камеры, одна нацелена на Нормана, другая – на Великого инквизитора, Айка Уолша. Врач и журналист устроились напротив друг друга на стульях для пациентов. До мнительности настороженная против бесчеловечных каверз Великого инквизитора, Магдалена подозревает, что тот решил выманить доктора из-за рабочего стола, чтобы лишить ореола учености. Она боится того, чему может подвергнуться в руках Инквизитора Норман. В конце концов, Айк Уолш – профи. Он проделывал такие штуки не раз и не два. Если ему удастся унизить Нормана – после всей этой лекции про макаку-обоссываку это будет просто ужасно… Сердце Магдалены колотится, словно у птицы.

Айк Уолш оказался намного ниже, чем выглядит на экране. Но если задуматься, то ведь в передаче он всегда сидит. Однако при этом в жизни он кажется еще более грозным. Вечный загар, узкие стальные глаза, острые скулы, квадратная челюсть и низкий лоб, будто скалистая твердыня под гривой густых черных волос, густейших антрацитово-черных волос – этот парень кажется настоящим варваром, которого вряд ли сдержит цивилизованное платье: пиджак и галстук. Его роботьи глазки не моргнули ни разу, но и Норман смотрит на него не мигая. И, кажется, вполне уютно себя чувствует на пациентском стуле. Легкая улыбка, дружелюбная и радушная. Сердце Магдалены трепещет все сильнее. Расслабленная манера Нормана только подчеркивает его доверчивость и уязвимость, делает его лакомой и жирной добычей.

Кто-то вроде режиссера начинает считать:

– …Шесть, пять, четыре, три, два, один… пишем.

Уолш чуть склоняет голову, как делает всегда, подготавливая жертву к закланию.

– Что ж, доктор Льюис, вы утверждаете, что порнографическая зависимость на самом деле не является настоящей физической зависимостью вроде зависимости от алкоголя, героина или кокаина…

Пауза. Красный огонек зажегся на камере, направленной на Нормана…

Норман говорит!

– Я не уверен, что зависимость от алкоголя, героина или кокаина – физическая в том смысле, который вы, как я понял, придаете слову «физический». Но продолжайте, пожалуйста.

Магдалена плотно сцепляет руки и глубоко вздыхает. Норман по-прежнему дружелюбно улыбается, но улыбка едва заметно меняется: он чуть приоткрывает рот, чуть сдвигает вбок нижнюю челюсть и едва заметно подмигивает – подмигивает, а не моргает – одним глазом, как бы говоря: «Не уверен, что вы хоть что-то смыслите в теме, о которой говорите, но я охотно прощаю. В общем, давай дальше, малыш».

Уолш молчит на пару мгновений дольше, чем могла бы ожидать Магдалена. Может, пытается решить, стоит ли задержаться на алкоголе и героине с кокаином?

По-прежнему клоня голову набок, он продолжает: