Двадцать миль до Элиот-Ки сигаретница пролетает
Волны музыки из бог весть скольких мощных динамиков катятся над водой – рэп, рок, раннин-рок, диско, метробилли, реггей, сальса, румба, мамбо, монбак – и сталкиваются на фоне громкого и беспрестанного гула двух тысяч, четырех тысяч, восьми тысяч, шестнадцати тысяч легких, исторгающих крики, визг, вопли, завывания, смех, больше всего смех смех смех смех смех смех, натужный смех людей, показывающих, что именно
Чем ближе они подходят к острову – а он все еще не виден, – тем больше встречается им лодок, связанных бортами в самом широком месте палубы. Так получается одна большая общая гульба, хоть палубы и на разном уровне. Девица в стринг-бикини – с пышной копной светлых волос – раскачивается на краю палубы там, где связаны две яхты, и визжит от… От чего она визжит? от страха? из кокетства? ради флирта? от чистой радости быть там, где происходят события? И парни бросаются к ней и тянут руки поддержать. Другая девица в стринг-бикини ловко перепрыгивает с яхты на яхту. Парни одобрительно и чуть насмешливо гомонят, а один не переставая вопит: «Стал бы, стал бы!»… и динамики бьют бьют бьют ритм и ритм и ритм и ритм.
:::::: Что это придумал Норман?:::::: проходя вдоль ряда связанных яхт, он резко бросает в топку добрую порцию горючего, и моторы в тысячу сил РЕВУТ, и с палуб все смотрят на них и приветствуют криками, пьяными и насмешливыми. Здесь много и мелких лодок, путающихся туда-сюда в куче кораблей… ялики, моторки, и то и дело каяк – тот самый каяк! – парень на носу теперь пьяно распевает… какую-то песню… а парочка позади пьяно вытягивает ноги, одну, потом другую… и Магдалена, выглянув, видит девицу, как та лежит на боку… ее голую задницу с плетеной веревочкой бикини между ягодиц, и видит парня в мешковатых пляжных шортах, подсунувшего девице под голову руку и сжимающего ее плечо. С виду ужасно неудобно: пытаться улечься на дне каяка… Половина девушек, танцующих на палубах – на всех палубах – в стрингах… разрезающих зад на пару идеальных дынек, только-только созревших для сбора… и вон та девица, не дальше чем в десяти футах от них, по лесенке выбирающаяся из моря на борт двухпалубной моторной яхты, – ее ягодицы, ее филейная часть, ее, ее… ее… жопа – ни одно другое слово не годится и не передает образа – совсем засосала лепесток красных стрингов, так что Магдалена не сразу замечает, что трусы вообще есть… Мокрые волосы девушки слиплись в массу, стекающую много ниже лопаток, и, хотя от воды они стали темными, Магдалена готова спорить, что перед ней блондинка – las gringas, – их такая пропасть на этих яхтах! В танце светлые волосы разлетаются. И вспыхивают, когда те запрокидывают головы верещать… выделываться… смеяться, смеяться, смеяться, смеяться на палубе, где все происходит… возле Элиот-Ки… на секс-регате, в самой гуще которой оказалась Магдалена, и разжигают в ней, вопреки всякому здравому суждению, желание показать им всем – всем эти gringas! – чем богата она сама. Магдалена выпрямляется на сиденье, ставит спину по струнке, втягивает живот и откидывает назад плечи, чтобы груди идеально стояли, и ей хочется, чтобы все esos gringos y gringas пялились на нее, а она бы перехватывала их взгляды… вон тот!.. а тот?.. и вон тот, подальше?..
Норман бросает в глотки моторов новую дозу горючего, и в этот раз они отвечают настоящим РЕВОМ, а Норман принимается свойски улыбаться сразу всем и никому, указывать и махать – в пустоту, насколько видит Магдалена, и реветь моторами еще громче и дольше, и снова утихомиривать их.
– Норман, что ты… вытворяешь? – спрашивает Магдалена.
Хитрая улыбочка.