Голос крови

Магдалена оборачивается к Норману. Он не может оторваться от зрелища… увлечен, поглощен… подался вперед… Его усмешка перетекает из радостного удивления в похоть… Он голоден! Ему хочется…

– Вот черт!

Звучит так, будто Норман хотел сказать это про себя… Это «Вот черт!» выскочило у него от волнения. Он так завелся, что полузадушенный хрип восклицанием прорывается сквозь ссохшееся горло. И это восклицание точно обращено не к Магдалене… В улыбке Нормана появляется пульс… веселье вожделение веселье вожделение веселье вожделение… Он не сводит глаз с парочки меньше чем в метре от них с Магдаленой – там американо, высокий, светловолосый, атлетически сложенный, этот американо пристроился к девушке сзади БУМ тзам-м БУМ тзам-м БУМ тзам-м ТОЛЧОК прилип ТОЛЧОК прилип ТОЛЧОК прилип потерся трется об нее СЗАДИ ПРИЛИП там-м ТОЛЧОК вздыбившийся перед его шортов между ее ягодиц ШАРК шарк шарк шарк… так жестко, что весь этот перед шортов практически исчезает между ее пышных полушарий… Девушка наклоняется, чтобы дол между ними стал пошире, и ее голые груди болтаются на весу… и с каждым ТОЛЧКОМ качаются вперед ТОЛЧОК прилип ТОЛЧОК пам пам пам пам они дергаются вперед и качаются назад…

Американос! Не скажешь, что кубинские парни прямо такие… – но американос… как собаки в парке! Мысль о том, что вся палуба полна молодыми мужчинами и женщинами, занятыми тем, что так близко к настоящему сексу БУМ тзам-м БУМ тзам-м БУМ тзам-м БУМ тзам-м ТОЛЧОК удар ТОЛЧОК удар ТОЛЧОК удар ТОЛЧОК удар собаки в парке ТОЛЧОК удар ТОЛЧОК тычут тычут тычут тычут набрякшие члены, пусть и сдерживаемые трусами, девицам в промежности БЬЮТ БЬЮТ БЬЮТ… эти грингас с тем же успехом могли быть совсем голыми!.. Купальники? Груди скачут ТРЕМСЯ. Весь купальник – ленточка трусов-стрингов БУМ тзам-м БУМ тзам-м БУМ тзам-м едва заметная на бедрах… а так – голые девицы с парнями, липнущими к ним, трущимися об них, ТЫЧУЩИМИСЯ в них БУМ тзам-м БУМ тзам-м…

Темнеет… но на западе по краям горизонта еще догорает закат – фиолетовая полоска, подсвеченная сзади тускнеющим золотом. Магдалена не может разглядеть почти никаких огней на севере, где остался Майами… где-то в той стороне… и на востоке темно… и океана вдали не видно… и все же еще не полная темень, и Магдалена верит, что эта пестрая ярмарка из скольких – тысячи? – судов находится в реальном мире… и, значит, можно не сомневаться, что Майами и в самом деле… где-то там, океан… никуда не исчез… и находятся они с Норманом возле нанесенного на все карты места, Элиот-Ки… хотя и заслоненного густым месивом яхт. Магдалена лишь раз мельком увидела его в просвете между яхтами… и это все та же бухта Бискейн вокруг… Еще можно разглядеть ее берега, хотя свет быстро меркнет. Гуляют на каждой яхте…

Громкие гиканья. Все куда-то спешат. Танцующие внезапно бросаются на корму.

Норман тащит ее.

– Что там такое?

Теперь уже приходится кричать, чтобы тебя услышали даже рядом.

– Не знаю! – кричит Норман в ответ. – Но это надо увидеть!

Магдалена, спотыкаясь, семенит за Норманом, который, крепко держа ее за руку, тянет за собой.

На корме суматоха. Звонят мобильники. Чей-то звонок играет песню LMFAO «Я секси, и я в курсе», а у кого-то – «Эй, детка!» Питбуля. Повсюду тренькают и пиликают сыплющиеся сообщения.

Какой-то желторотый американо вопит, перекрывая общий гвалт:

– Ты не поверишь!

БУМ тзам-м БУМ тзам-м БУМ тзам-м БУМ тзам-м – и теперь Магдалене слышно… Вон с той стороны шум, крики, свист в два пальца, уханья и уу-ууу-ууу – неизменно насмешливое «у-у-у», но теперь очень уж громко. Гомон катится на них, будто прибой… и уже так близко, что заглушает музыку из динамиков… гомон и рев моторок… спешащих отовсюду…

Толпа у ограждения борта так густа, что Магдалене не видно, что там творится. Без единого слова Норман сжимает ладонями ее талию, прямо под ребрами, и поднимает руки вверх, помогая ей сесть ему на шею, как сидят дети, и свесить ноги на грудь… Сзади ворчат: «Эй, вы, грбл грбл грбл!» Норман не обращает внимания. В следующий миг…

…моторки… За первой летят на водных лыжах трое, уцепившись за длинные веревки, трое… вернее, три… одна лодка на бешеной скорости тащит трех девушек… все три нагишом… три девушки в чем мать родила, две блондинки и брюнетка… длинноногие американы! Исхудавшие почти до совершенства!.. Приблизившись к связке тринадцати яхт… все три отнимают одну руку от фала, поворачивают торсы почти на сорок пять градусов и выбрасывают свободные руки в воздух, как бы в самозабвении… оглушительные аплодисменты и смех со всех яхт в ряду… насмешливые «у-у-у» – но даже в насмешке восторг – и опьянение счастьем. Следующая лодка. Эта буксирует – Господи Иисусе! – парня в костюме Адама, салютующего участникам регаты… мощно эрегированным членом… так накачанным кровью, что он торчит вверх под углом добрых пятнадцать градусов… а следом трех голых девиц со скачущими сиськами!.. бог Приап, голодный хер буйной Молодости!.. и все это в последних скоротечных отсветах вечера.