Голос крови

Натанаэль посмотрел в окно и встретился взглядом со своим отражением. Меланхоличный пятнадцатилетний подросток. В последнее время он сильно вытянулся, но вот мускулов не прибавилось, да и время бриться всё не наступало.

Линия роста волос на его лбу напоминала латинскую V, определить их цвет не было никакой возможности. Натанаэль, как и все сироты, был пострижен очень коротко – так воспитатели боролись со вшами.

У Натанаэля правильные черты лица. Как и его одноклассники, он очень бледен. Трудно выглядеть свежо, когда живешь в доме 15 на площади Поверженной Колонны. Обитатели приюта редко выходили гулять. Еще у Натанаэля красивые светло-серые глаза, которые наверняка бы нравились девочкам, но, к несчастью, обучение в интернате было раздельным.

Удар линейкой по столу заставил мальчика вернуться к реальности: он был в классной комнате, пропитанной запахом пыли, меха и мастики.

– Январский, не отвлекайся!

Недовольное лицо учителя математики, обычно белое как папье-маше, покрылось красными пятнами. На виске пульсировала вена.

В эту пору нервы учителей частенько сдавали. Чем ближе была ярмарка сирот, тем более неуправляемыми становились дети. Особенно те, кому исполнилось пятнадцать: они собирались покинуть интернат навсегда. Не в силах совладать с подростками, учителя нередко отказывались вести уроки – просто наблюдали за учениками, с жаром обсуждающими свое будущее. К сожалению, учитель Девернуа был не таков.

– Математику, молодые люди, вам придется испить до дна! – восклицал он, как если бы находился на сцене. – И никто не выйдет из класса, пока не осушит кубок познаний. Вот увидите, придет время, скажете мне спасибо!

Натанаэль был в этом не уверен.

Чаще всего выпускники интерната становились рабочими или ремесленниками. Трудно было представить, как могла им пригодиться способность решать уравнение с двумя неизвестными. Вот делить или умножать в уме и вправду дело полезное!

– Январский! К доске!

Натанаэль поднялся и сделал то, о чём попросил учитель. В уравнении на доске он не понимал ровным счетом ничего, но возражать не имело смысла. Девернуа был не из тех, кого можно разжалобить.

– Мы все тебя слушаем.

– Учитель, мне очень жаль. Я не знаю, как это решить.

– Неужели?

Девернуа повернулся к классу. Все тридцать пять учеников сидели не двигаясь.

И только Жером, лучший друг, смотрел на Натанаэля с сочувствием.

– Граждане! Сколько времени мы уже работаем над этой темой?

Стояла мертвая тишина.

Натанаэль посмотрел в окно: на водосточной трубе сидел воробей и что-то клевал.

Внезапно мальчик почувствовал, как у него сдавило виски́. Опять эта головная боль!

Воробей поднял голову, звонко чирикнул и улетел.

– Я нахожу совершенно недопустимым, что за три месяца ты, гражданин Январский, не научился решать такие задачи! Я думал, ты посредственность. Но всё еще хуже. Ты просто ничтожество. Что ты можешь сказать в оправдание?

– Ничего, учитель.

– Тогда протяни руки, гражданин!

Боль в голове усилилась. Натанаэлю казалось, кто-то закручивает шурупы в его черепную коробку.

– Руки!

Мальчик протянул руки прямо перед собой. Первый удар. Натанаэль вскрикнул. Второй. Ребро деревянной линейки вдавилось в ладонь. Когда учитель поднял линейку, чтобы нанести третий удар, ученики увидели, что она испачкана кровью: ярко-красный цвет выделялся на фоне желтых стен.

– Отправляйся на место, Январский. Твоих знаний недостаточно, чтобы начать самостоятельную жизнь. Я всё сделаю, чтобы ты не смог участвовать в ярмарке сирот в этом году.

Натанаэля стала бить дрожь.

– Пожалуйста, учитель, только не это!

Но Девернуа на него уже не смотрел. Он с отвращением заметил, что маленькая капелька крови застыла на его большом пальце. Небрежно вытер линейку и руку о край своей черной мантии.

Натанаэлю казалось, что в ушах шумит водопад. Глаза застилала темная пелена. Он с трудом вернулся за парту, прижимая к груди истерзанные руки. Шум в барабанных перепонках, туман перед глазами… эти симптомы знакомы. В последнее время они навещали его всё чаще, но никогда – с такой интенсивностью.

– Ты в порядке? – прошептал Жером.

Натанаэль хотел кивнуть, но не мог пошевелиться. Его тошнило. Мальчик прикрыл глаза и начал медленно дышать, пока не услышал звонок. Урок был окончен.

– Не волнуйся, он этого не сделает. Это всё слова на ветер, пустые угрозы.

Они шли через внутренний двор. Жером изо всех сил пытался успокоить друга. Интернат находился в здании роскошного особняка, конфискованного властями у владельцев во время Второй революции. Дом стоял на площади Поверженной Колонны, ее раньше называли Вандомской. Рев паровых моторов и стук лошадиных копыт было слышно даже во дворе.

– Слова на ветер?

Натанаэль хмыкнул и потер лоб. Головная боль отступала, рассеивалась в летнем воздухе.

– Девернуа никогда не бросает слов на ветер. Жером, для меня всё кончено. Оставят на второй год, а с таким пунктом никто никогда не захочет взять меня на работу. Я прямо сейчас могу отправляться под Новый мост к пьяницам и клошарам.

Жером замахал руками. Он всё же хотел приободрить Натанаэля.