Голос крови. Антология

Так и получилось, что ночь я встретил во главе небольшого отряда, где унтером был Семеныч — старый вояка, знававший еще моего батюшку. Я и господин Матьяшко ехали верхами, а солдаты — позади на трех подводах. Молодой словак бывал по своим делам в Петербурге, неплохо знал русский язык и забавлял меня в пути местной легендой, смутно вспоминаемой мной по одной из прочитанных в детстве книжек.

В XVI веке замком в Чахтице владела графиня Эржбета Батори, двоюродная сестра короля Стефана Батория. Вместе со своим мужем, мадьярским графом Надоши, она повадилась покупать девочек и молоденьких девушек, якобы для услужения. Вскоре в замке стали происходить несчастные случаи, и похороны случались чуть не каждый день. И вот однажды местный священник отказался отпевать сразу девятерых девушек, якобы погибших под обвалившимся потолком. После того случая собаки начали разрывать в лесу человеческие конечности, а иногда и головы молодых женщин. На останках почти всегда имелись следы ужасных пыток. Слух об этих событиях разлетелся по округе, и среди местного населения, дотоле покорно сносившего мадьярское притеснение, стал зреть мятеж. Власти в Братиславе вынуждены были начать расследование, тем более что и граф Надоши, известный полководец и гроза турок, к тому времени пал в бою. Прибыв в Чахтицу, специально назначенная комиссия обнаружила в спальне Эржбеты тела трех истерзанных женщин. Говорят, все стены в почивальне были забрызганы кровью и мозгом. В ходе дознания был найден дневник графини, который поведал ужасные подробности. Пытки ее носили изощренный характер — одной девушке ока отрезала губы и щеки и заставила их съесть, Другой, за плохо поглаженное платье, отрубила пальцы и сожгла лицо утюгом. Оставшиеся в живых поведали, что прислуживали в замке исключительно обнаженными подвергаясь постоянному насилию со стороны графини и ее покойного мужа. Производились же все эти издевательства с единственной целью — заполучить как можно больше крови молодых женщин, питье и ванны из которой, как надеялась Эржбет, должны были продлить ее молодость. После того, как священник отказался отпевать убиенных, графиня лично расчленяла трупы и заставляла прислугу закапывать останки в лесу. Факты, полученные комиссией, были неоспоримы: более трехсот девушек стали жертвами кровавой красавицы и ее мужа. Публично казнить представителя столь знатного рода было совершенно невозможно, а поэтому Эржбет замуровали в башне собственного замка, оставив лишь узкий проем для передачи пищи. Там она спустя три года и скончалась. Замок же после ее смерти остался заброшенным.

Такую вот историю поведал мне господин Матьяшко, заметив, однако, что с тех пор никаких таинственных событий в их местности не случалось, лишь в пору ветров доносились иногда из замка завывания, которые неграмотные крестьяне считали стонами графини Эржбет.

За легендой и другими разговорами мы добрались до места раньше задуманного, когда ночная тьма стала немного сереть, превращаясь в предутренний сумрак. В деревне во многих домах горел свет, но я решил не беспокоить селян до утра, а для начала осмотреть развалины.

За околицей дорога вышла на берег речки, с темной воды которой поднимался августовский туман, скручиваясь в причудливые фигуры. Помню, в этот момент я обратил внимание на совершеннейшую тишину, вдруг окутавшую нас, — ни крика ночной птицы, ни журчания воды не было слышно. Видимо, заметили это и мои товарищи: солдаты примолкли, а проводник опасливо озирался по сторонам, не пытаясь даже скрыть своего испуга. Помимо прочего, у меня возникло ощущение, что из придорожного леса за нами кто-то пристально наблюдает, и настроен этот кто-то отнюдь не дружелюбно.

В полуверсте от деревни дорога повернула в гору. Вдали показались развалины, над которыми возвышались обломки башни и крыша церквушки с покосившимся крестом.

Тут в лесу раздался резкий звук, словно кто-то переломил толстую ветку. Господин Матьяшко вскрикнул, повернул коня и пустил его галопом, но стоило ему скрыться за поворотом, как страшный крик, оборвавшийся на самой высокой ноте, возвестил нас о каком-то несчастье. По моему приказу несколько солдат бросились ему на помощь, а другие, под предводительством Семеныча, отправились прочесывать лес. Теперь я понимаю, что это было ошибкой, ибо никого из них живыми я уже не увидел.

Со мной осталось всего четверо солдат. Я приказал им взять ружья на изготовку, но не палить в первого встречного. Тогда я еще надеялся, что из леса вернется отряд Семеныча. То, что произошло далее, я вспоминаю с ужасом. Порой мне хочется, чтобы все это оказалось лишь игрой воображения, жутким сном, но упрямые факты свидетельствуют другое.