Голос крови (СИ)

Грир на ее рабочем месте в приемной не было. Там вообще никого не было, кроме C-3PO, вид у которого при появлении Рэнсольма сделался совершенно обалделый, если, конечно, может быть обалделый вид у дроида.

— Сенатор Кастерфо?

— Я хотел бы поговорить с сенатором Органой, — ответил Кастерфо самым официальным тоном. — Если она согласится принять меня.

— Я немедленно сообщу ей о вашем приходе, сэр.

C-3PO двинулся к двери кабинета, но как-то боком, словно боялся поворачиваться к Рэнсольму спиной. Рэнсольм думал, что его заставят долго ждать или же сразу отправят восвояси, но, к его удивлению, C-3PO почти сразу же вышел из кабинета со словами:

— Похоже, ее высочество в самом деле желает говорить с вами. Хотя лично я не могу представить почему.

— Спасибо за откровенность.

Рэнсольм вошел в кабинет. Дроид, хвала звездам, остался снаружи. Лея сидела за столом в одежде, которую обычно носила в дороге, — светло-серых брюках и рубашке. Волосы ее были собраны в небрежный узел на затылке.

Все формальности и церемонии, сопутствующие работе в сенате, остались в прошлом. Всем своим видом она ясно давала понять: ее больше не волнует, кто что подумает.

Она не встала, чтобы поздороваться. И заговорила без злости, но сухо:

— Не могу поверить, что у вас хватило смелости прийти сюда.

— Я сам с трудом в это верю.

Хотя, по правде говоря, Рэнсольм считал, что ему не хватало не смелости, а понимания. В те недели, что тянулись после того, как всплыла правда об ее отце, он не мог заставить себя даже посмотреть на Лею. Для него она была только дочерью Дарта Вейдера, и более никем. Но вот он пришел и посмотрел ей в глаза — и увидел, что она все та же. Тот самый человек, которого он успел неплохо узнать и к которому проникся симпатией. И хотя своим поступком Рэнсольм навеки положил конец их дружбе, он мог хотя бы выразить Лее уважение, которого она заслуживала.

— Вы проделали прекрасную работу на Сибенско. Я изучил предоставленные вами данные, это просто удивительно. Думаю, я бы в жизни не смог совершить ничего подобного.

Она сложила руки на груди:

— Рада, что все-таки сумела заслужить ваше одобрение.

Рэнсольму больно было услышать такой ответ, но он знал, что сам виноват. Он пришел сюда не затем, чтобы просить прощения, а лишь для того, чтобы запоздало отдать Лее должное.

— Что ж, я со своей стороны рад, что вам удалось закончить эту работу и что вы не пострадали. Хочу, чтобы вы знали: я намерен всеми возможными средствами добиваться продолжения расследования.

Кивком попрощавшись, он направился к двери, но услышал:

— Рэнсольм! Постой.

— Да?

— Я не стану благодарить тебя за то, что поддержал мое вчерашнее выступление в сенате. Правду говорят не ради спасибо. Но признаюсь: тебе удалось удивить меня — на этот раз приятно. — На мгновение на ее лице показалась заговорщицкая улыбка, но тут же погасла. — Ты поставил общее благо выше собственных амбиций и целей своей фракции. Ты поддержал то, что считал правильным, и ты сказал правду, когда все вокруг хотели, чтобы ты солгал. Галактике нужны такие политики.

— Если сенатор поступает иначе, он зря занимает свое место. Как ты и сказала, такие поступки не стоят благодарности.

— А я говорю не о благодарности. Я говорю об ответственности, которая теперь лежит на тебе. — Лея вздохнула. — Я потеряла все влияние в сенате, и его уже не вернуть. Поэтому тебе придется найти других союзников как среди популистов, так и среди центристов. Тех, кто способен честно работать сообща, чтобы вытащить нас из этой переделки и, возможно, даже предотвратить войну.

— Ну, до этого уж точно не дойдет.

— Надеюсь, ты прав. Я все еще верю, что мы сумеем найти путь обратно к мирному сосуществованию. Но вывести нас на этот путь сможешь только ты и такие, как ты. Потребуется немалое время, чтобы основать движение, способное вытащить сенат из застоя. Тебе придется заявить о своей независимости, чтобы никто из политиков не мог больше сваливать на тебя грязную работу. Тебе придется научиться лучше различать, кому стоит доверять, а кому нет. Долгое время ты будешь один против всех. — Лея смотрела на него так, будто читала в его душе, но Рэнсольм не представлял, что она там видит. После долгого молчания она сказала: — Я верю: ты сильный и ты справишься.

Ее слова страшно смутили его, но в то же время придали отваги. Рэнсольм кивнул:

— Я всегда буду верен своему долгу.

— Да. Думаю, будешь.

Больше им нечего было сказать друг другу — возможно, и никогда не будет. Поэтому Рэнсольм молча поклонился и вышел.

На обратной дороге его одолевали печальные мысли — не о трудном будущем, предстоящем ему, но о Лее. Усталая, всеми покинутая, изгнанная из политики, она продолжала думать об общем благе.

Рэнсольм понимал, что она передала эстафету ему. Теперь ему предстоит взять на себя ее заботы. Он надеялся, что справится.

* * *