Прошли коридором, по крутой лестнице взобрались на более высокий уровень. Паскаль взглянул на то место, куда Альбертина воткнула свой стилет: темная жидкость, окрасившая штанину и край короткого плаща гвардейца, быстро подсыхала.
Они пересекли внутренний проспект, где немногочисленные прохожие не обратили на них внимания, и поднялись по ступеням на очередной этаж. Через остекленное подворье вошли в апартаменты ученого, где мушкетер передал Паскаля слуге и исчез.
— Мне снова удалось вытащить тебя из передряги, — начал кардинал, видя рубаху Паскаля, заляпанную синей краской. Нахмурился. — Ты давно должен был пожаловаться королю. Адриан, — обратился он к сидящему напротив старому лысеющему мужчине, — прикажи переодеть мальчика.
— Ты слышал, забери этого кавалера, найди ему какую-нибудь одежду и сейчас же возвращайся, — повторил Сарразин слуге. — Не могу дождаться, когда наш маленький шахматный мастер сядет играть с Негром.
Когда оба вышли, хозяин кивнул в сторону фигуры, замершей в углу комнаты. Это был чернокожий мужчина с короткими курчавыми волосами, сидящий за столом, на котором виднелись расставленные по доске шахматные фигуры. Руки Негра лежали по сторонам от доски, глаза были закрыты.
— Шахматы — по сути, довольно простая игра. Я убежден, что усовершенствовал своего игрока настолько, что его не сумеет победить ни одно человеческое существо, даже такое странное, как твой Паскаль.
— Паскаль не странное существо, — возмутился кардинал. — У него есть слабые стороны, недостатки в воспитании, и, как случается в подобных обстоятельствах, он компенсирует их умениями в других областях.
— Умениями, ничего себе! — фыркнул Адриан. — Вот уже два года, как все проигрывают Негру. Все, кроме Паскаля.
— Хочешь сесть поиграть с тем господином? — спросил кардинал, когда мальчик вернулся в свежей рубахе и черном, великоватом ему камзоле.
Паскаль взглянул на автомат, подошел к столу и уселся в кресле напротив. Сарразин, засопев, встал с кресла, включил машину, повернув рычаг сбоку стола, и вернулся на свое место.
Негр открыл глаза и сделал первый ход.
— Начинающий выигрывает! По крайней мере, когда между собой соревнуются две идеальные сущности, пусть я и не думаю, что Паскаль к ним принадлежит, — зло ухмыльнулся Сарразин.
— Ты слишком самоуверен, — кардинал поднял со столика, стоящего между ними, бокал с вином.
— Я верю в человеческий разум. Если Негр не выиграет, это будет означать лишь то, что именно я совершил какую-то ошибку. Впрочем, как я уже говорил, игра — только начало. Я бы не осмелился говорить, что мой автомат мыслит. Еще слишком рано. Пока это просто сложная механика.
— Если бы ты верил в человеческий разум, ставил бы на Паскаля, а не на механизм, — духовник понюхал темную жидкость. — Я думаю не о шахматах — ты наверняка прав, не уделяя им слишком много внимания, — а о том, что ты хочешь сделать в будущем. Порой мне кажется, что для тебя все — механизм.
— Но ведь так и есть! Мы — механизмы. Пусть наделенные разумом и способностью мыслить. Мы в силах охватить разумом все, что нас окружает. Все понять. Лишь это оправдывает наше существование. Перед нами может стоять одна цель — абсолютное познание мира.
Кардинал смотрел на игроков. Негр после каждого хода мальчика склонялся над шахматной доской и каждый раз, выдержав одинаковую паузу, переставлял свою фигуру. Мальчик нервно крутился в кресле, становился неподвижен, наконец хватал фигуру и с треском переставлял ее на выбранное поле.