Голос Лема

Любимая Клер!

Ты исчезла без следа, и я умираю от отчаяния. Не знаю, что с тобой случилось, бегаю, как безумец, расспрашиваю людей, пробуя подкуп и угрозы, но не нахожу и малейшего указания. Меня охватывает ярость, когда я думаю, что с тобой могло случиться нечто плохое, гоню от себя страшнейшие из предположений! Теперь же от отчаяния прибегнул я к средству, которого, быть может, надлежало избегать, поскольку оно ставит под удар персону весьма мне дорогую, единственную и, в определенном смысле, беззащитную — и уж наверняка невиннейшую из нас всех. Я не упоминаю здесь ее по имени, не желая подводить еще больше, чем уже это делаю, прибегнув в отчаянии, возможно, даже к никчемности. Если это письмо сумеет добраться до тебя, ты сразу поймешь, что я имею в виду. И если так случится, шлю тебе приборы для письма, чтобы ты могла, если не располагаешь оными, начертать мне несколько слов. Молю, дай знак, что мне делать. Сделаю все, даже если окажется, что ты по собственной воле не желаешь меня никогда видеть. Тогда я отойду в сторону и оставлю после себя лишь пустое место.

Преданный тебе не на жизнь, на смерть,

Ролан

Паскаль взял из ванной комнаты полотенца, обернул ими локти и колени. В застегнутый карман кафтана спрятал письмо, бумагу и карандаш. Придвинул стол, шепотом отворил пластырь и влез в туннель.

Искать Клер не было нужды: он знал, где она находится. Тремя днями ранее, во время своего путешествия мальчик услышал ее громкий голос. Запомнил место, как и все остальные, но не приближался к нему, не желая тайно наблюдать за девушкой — именно из-за де Жюссака.

Теперь он двигался с инстинктивной уверенностью, как собака, ведомая памятью смеси запахов, сквозняков и повторяющихся шумов. Через час он снова услышал ее голос. Вернее — крики, а после — громкий плач. Приблизился к месту, откуда те доносились. Еще один голос: низкий, твердый, мужской. Снова крик женщины. Хлопанье закрывающихся дверей.

Через отверстия покрытия, с высоты двух метров Паскаль заглянул в комнату. Клер сидела на краю постели, закрыв ладонями лицо. Рыдала. Помещение без окон освещал только слабый свет лампы. Он выждал какое-то время — ничего не происходило. Клер легла на кровать, тихо плача. Паскаль расстегнул карман и вытащил из него письмо. Несколько раз царапнул в покрытие. Клер замерла, а потом резко села на постели, ища взглядом источник звука. Он всунул листок в щель и поскреб снова. Клер встала и посмотрела вверх, заметив листок. Мальчик отпустил бумажку. Девушка подошла и подняла письмо. Несколько раз взглянула в сторону щели и со страхом на лице отошла в самый дальний угол.

Он смотрел, как она разворачивает бумагу и читает, как меняется выражение ее лица.

— Паскаль? — прошептала она.

Он вложил в пустой листок карандаш и протолкнул сквозь щель. Она подбежала, подняла их и тотчас уселась за секретер. Писала быстро, нервно; сложила листок и осмотрелась. Подставила сундук под вентиляцию и всунула ответ вместе с письмом де Жюссака.

— Паскаль! Возьми оба листка. Я не хочу, чтобы кто-то нашел письмо Ролана!

Старалась что-нибудь увидеть через отверстия. В темноте мигнули глаза мальчика.

— Паскаль! Скажи что-нибудь, молю!

Он поскреб пальцем по плите, а затем начал отползать в темноту.

— Прощай! Скажи Ролану, что я его люблю!

* * *

На следующий день виконт де Жюссак, не в силах совладать с эмоциями, прибежал к Паскалю еще до полудня. Когда увидел, что тот вручает ему письмо, вскрикнул и сжал мальчика. Развернул листок и стал читать вслух: