Голос Ленинграда. Ленинградское радио в дни блокады

В декабре 1941 года профессор Б. М. Эйхенбаум говорил о работе над инсценировкой «Войны и мира» в Театре имени Ленинского комсомола. Казалось, можно ли думать о литературе, музыке, искусстве, когда хлебная норма была «сто двадцать пять блокадных грамм с огнем и кровью пополам». Но профессор, один из крупнейших знатоков Толстого, развивал мысль о драматургической природе творчества великого писателя. Б. Эйхенбаум сказал: «Это не инсценировка, а работа совсем иного и нового типа, иного масштаба, иного идейного, общественного и художественного значения. Созданный театром сценический вариант, помимо всего другого, обнаруживает драматургическую сущность или основу в композиции „Войны и мира“, которой до сих пор не замечали и не учитывали, воспринимая роман Толстого произведением исключительно эпическим, повествовательным…» Профессор утверждал, что работа над спектаклем «заставляет заново поставить или пересмотреть вопрос о драматургии Толстого вообще – не только о его пьесах, но и его драматургических принципах и возможностях, частично осуществленных в романах». Запомним дату: 14 декабря 1941 года. Сам факт выступления знаменателен. Сущность его, как и самой работы над спектаклем, выразил режиссер М. Чежегов: «Пусть знают враги – Ленинград живет, ленинградский театр ставит „Войну и мир“…» Спектакль поставлен не был. В конце зимы театр эвакуировали. Но репетиции шли, люди работали. И если не все, то многое удавалось осуществить людям искусства в блокадном городе.

В одном из выпусков появилось «Радиописьмо к другу ленинградцу», с которым в январе 1942 года обратился инженер-химик Николай Дмитриевич Залевский: «Здравствуй, дорогой товарищ! Я не знаю тебя в лицо, не знаю твоего имени… Нам с тобой сейчас нелегко. Это письмо я пишу при свете коптилки. И не только это письмо. При свете коптилки я, старый инженер-химик, пишу свой научный труд. Вдобавок у меня мерзнут руки, и мне хочется есть. Мне нисколько не стыдно говорить об этом, ибо не один я живу в таких условиях. Так живешь и ты, мой друг ленинградец». Письмо было написано в том же ключе, что и другие передачи радио, обращенные к согражданам. Ведь сам Залевский был одним из сотен тысяч радиослушателей.

А рядом с письмом ленинградского инженера шло выступление молодого рабочего, который две смены провел в цехе, делал снаряды. И еще – заметки, интервью, беседы. Например, заметка о детских новогодних праздниках: «С пятого по седьмое января (1942 года. – А. Р.) в лучших театрах нашего города проводились общегородские елки для школьников. Особенно хорошо провел это мероприятие Театр музыкальной комедии. В этом театре на елке были организованы соревнования учащихся на лучшую разборку винтовки, пулемета, проводились консультации по военным вопросам». Обычный, будничный тон. Но, кажется, само время писало заметку. Школьникам, к счастью, не знающим, что такое война, хорошо бы сейчас услышать о зимней елке первого военного года.

Естественно, без каких-то попыток «оживить материал» давалась едва ли не вся информация «Ленинградского блокнота», будь то беседа, документ, обращение. Например, интервью с руководителем фронтового театра миниатюр: «Ведущий: „И часто вы уезжаете на фронт?“ – Артист А. Д. Бениаминов: „Наоборот. Мы очень редко выезжаем в Ленинград. Находимся все время на фронте. Там же готовим новую программу“» (январь, 1942). Или телеграмма из приуральского села Монастырка: «Срочная, Ленинград, Фонтанка, 76, райком партии и отдел наробразования Фрунзенского района. Передайте родителям, что все дети 26-го интерната здоровы. Работайте спокойно, крепите оборону Ленинграда» (июнь, 1942).

Все это – и военизированная елка, и фронтовая работа театра, и забота о спасенных от голода детях – страницы истории блокады, документы, мимо которых не пройдут ее будущие летописцы. Уже в дни войны радиожурналисты отобрали лучшее и составили рукопись небольшой книги, которую так и назвали: «Ленинградский блокнот». На титульном листе они написали фамилии всех авторов, с тем чтобы представить труд как коллективный. Работа, которая так и осталась рукописью, была посвящена «памяти журналиста Леши Мартынова». Вот фамилии, стоявшие на обложке: В. Ардаматский, Я. Бабушкин, О. Берггольц, Д. Славентантор, М. Тевелев, Евг. Домбович, И. Кратт, Л. Мартынов21.