Уже было сказано о том, как жили и работали люди в стенах Дома радио зимой 1941–1942 годов, как трагично сложилась судьба многих музыкантов симфонического оркестра Радиокомитета. Художественный руководитель Радиокомитета составлял отчеты о состоянии музыкантов. Они были один мрачнее другого. Чтобы возродить оркестр, спасти людей, нужно решение – вернуть Ленинграду музыку, дать в руки музыкантов их инструменты.
В начале марта 1942 года скрипач Г. Фесечко передал дирижеру симфонического оркестра Радиокомитета К. Элиасбергу, жившему вместе с женой, пианисткой оркестра Н. Бронниковой, в стационаре в гостинице «Астория», записку Б. Загурского. Начальник управления по делам искусств просил дирижера прийти к нему в здание Большого драматического театра. Путь этот был для К. Элиасберга нелегким: всего месяц назад товарищи привезли его, ослабевшего, в «Асторию» на саночках, сам он уже ходить не мог. Но сейчас речь шла об оркестре, о музыке, и К. Элиасберг пошел… Он увидел Б. Загурского, лежащего под шинелью, со следами недавней контузии. Вскоре после этой встречи по радио было передано объявление: «Просьба ко всем музыкантам Ленинграда явиться в Радиокомитет».
Потом Я. Бабушкин так рассказывал А. Фадееву о возрождении оркестра: «В городе было много прекрасных музыкантов, но все они… голодали. Можешь себе представить, как оживились эти люди, когда мы стали вытаскивать их из темных квартир. Боже, до чего многие из них отощали. Это было трогательное до слез зрелище, когда они извлекли свои концертные фраки, свои скрипки, виолончели, флейты и фаготы, и здесь, под обледеневшими сводами Радиокомитета, начались репетиции симфоний Бетховена и Чайковского».
Прежде чем эти репетиции начались, прежде чем по радио полились звуки прекрасной музыки, нужно было хоть немного подкормить людей, оказавшихся на последней грани истощения. На помощь пришел начальник управления по делам искусств Б. Загурский. Он помог добиться дополнительного питания для музыкантов, поддержал просьбу Радиокомитета, адресованную командованию фронта: пополнить оркестр военными музыкантами. А в те же дни, задолго до первых репетиций оркестра, работники Радиокомитета узнали, что в Куйбышеве состоялась премьера исполнения Седьмой симфонии Д. Шостаковича. И тут возникла фантастическая идея: «А что, если… Ведь симфония наша, ленинградская. Ведь и зачиналась она в Ленинграде, и Шостакович говорил о ней у нас». Многие работники радио говорили мне, что первым об этом сказал Я. Бабушкин: «А что если попробовать нам?»
О. Берггольц, вспоминая его, написала: «Один оркестр чего стоил». Эта идея захватила всех. Она дала Радиокомитету силы поднять на ноги музыкантов, добиться того, что вскоре партитура симфонии самолетом была доставлена в Ленинград. (Об этом писала летом 1942-го в далеком Ташкенте Анна Ахматова: «Притворившись нотной тетрадкой,/ Знаменитая ленинградка/ Возвращалась в родной эфир».) И до получения партитуры многим сама мысль об исполнении симфонии в условиях Ленинграда казалась неосуществимой. А тут еще К. Элиасберг категорически заявил: «При нынешнем составе оркестра исполнить симфонию нельзя. Нужен полный комплект оркестрантов. Необходим сдвоенный состав медных инструментов».