Вот человек. Он рождается, живет, умирает. Князь или крестьянин, грешник или святой — каждый из них идет одним и тем же путем. Ты можешь увидеть их здесь на этих картинах, — святые и мерзавцы так похожи друг на друга, они одинаково движутся от колыбели к могиле, безрассудно несутся от сладкого, нежного момента зачатия по направлению к ледяной пустоте разложения. И кажется, что такова участь всех людей: они становятся частью земли, но уроки, полученные ими при жизни, утрачиваются, и все их тайны уходят вместе с ними...
И что?
Однако есть такие, чьи останки в связи с обстоятельствами погребения — вот как, например, этот греческий монах — остаются целыми и невредимыми, или другие, кремированные и погребенные в урнах, чей пепел, прах, никогда не смешивается с землей и сохраняется в чистом виде. Вот они лежат — пара полурассыпавшихся костей или горсточка пепла — и в них заключена вся мудрость прожитых лет, все тайны жизни и даже смерти, а иногда и секреты их связи между собой. Все это они унесли в могилу. Все утеряно.
И вновь хочу повторить... Что?
Ты спрашиваешь, а как же тогда знания, заключенные в книгах, передаваемые из уст в уста или высеченные на камнях? Ведь ученый человек, если пожелает, может оставить свои знания во благо последующих поколений.
Что? Каменные таблички? Ну-у-у... Ведь даже горы разрушаются и эпохи, свидетелями которых они были, уносятся вместе с пылью. Устное слово? Расскажи человеку историю, и к тому времени, когда он захочет ее пересказать, это будет уже совсем другая история, даже тема ее изменится. Пересказанную раз двадцать, ее уже невозможно будет узнать. Книги? Пройдет столетие — и они устареют, пройдет второе — они станут хрупкими и ломкими, пройдет третье — и они превратятся в ничто! Нет, не говори мне о книгах! Они наименее долговечны из всех вещей. Вспомни, когда-то в Александрии существовала величайшая в мире удивительная библиотека... и где, скажи мне, все эти книги теперь? Они исчезли Думитру-у-у! Так же как и все жившие в прошлом люди. Но в отличие от книг люди не забыты. Во всяком случае не все.
И вот еще. Что если человек вовсе не хочет, чтобы его тайны и секреты пережили его самого?
Однако хватит пока об этом. Видишь, фрески стали уже другими. На них изображен теперь совсем другой человек. Мы, по крайней мере, будем называть его человеком. Но вот в чем странность. Он зачат не только женщиной и мужчиной. Смотри сам: у него есть еще один родитель... кто это? Змея? Слизень? И это существо выделяет яйцо, которое человек принимает в себя. Вот теперь это счастливейшее в мире существо перестает быть обыкновенным человеком, но превращается... в нечто другое. Да! Смотри, оно не умирает, а продолжает жить, жить и жить! Всегда! Возможно даже, вечно!
Ты следишь за ходом моего рассказа, Думитру-у-у? Ты следишь за тем, о чем говорят тебе нарисованные на стене картины? Да!.. И если только это весьма необычное существо не будет предательски сражено кем-либо из людей, обладающих соответствующими знаниями, или случайно не погибнет, что тоже может рано или поздно произойти, — тогда оно будет жить вечно! Только вот... у этого существа есть свои потребности. Оно питается не так, как обыкновенные люди.
Скажем так: ему известны лучшие источники для поддержания сил! Кровь — это жизнь!..
Знаешь ли ты имя этого существа, сын мой? Знаешь ли, как оно называется?"
— Я... я знаю, как называют таких людей, — ответил Думитру, хотя со стороны могло показаться, что он разговаривает с пустотой и что кроме него в подземелье нет ни единой живой души. — Греки, как вы уже упомянули, зовут их врикулаками, русские — упырями, а мы, зганы, кочевники, мы называем их мороями.
"Им есть и другое имя, — вновь раздался голос. — Это имя пришло из далеких земель, из далеких времен и пространств. Сами себя они называют Вамфири! — Голос на мгновение почтительно замолк, затем раздался вновь:
— А теперь скажи мне Думитру-у-у, знаешь ли ты, кто я? О да, понимаю, я — голос, звучащий в твоей голове. Но ведь голос должен от кого-то исходить, если только, конечно, ты не сумасшедший. Догадываешься ли ты, Думитру, кем я на самом деле являюсь? А может быть, ты даже всегда знал это?"
— Ты Старейший, — сдавленным голосом ответил Думитру. Его кадык несколько раз дернулся, в горле пересохло. — Бессмертный покровитель зганов Зирра. Ты Янош, барон Ференци.
«Да... а ты хоть и крестьянин, однако отнюдь не невежественный, ты не лишен мудрости, — отозвался голос. — Я действительно тот, о ком ты говоришь. И ты принадлежишь мне, а потому обязан повиноваться любому моему приказу. Но сначала хочу задать тебе один вопрос: есть ли в таборе твоего отца Василия Зирры кто-либо, у кого четыре пальца на руке? Может быть, это ребенок, мальчик, родившийся недавно, после того как вы, зганы, посетили эти места в последний раз? Или, возможно, незнакомец, чужак, повстречавшийся вам в пути и пожелавший присоединиться к вам?»