Голос моего сердца

Ни черта она не была в порядке! Доктор делал всё возможное – пичкал Кайл таблетками и микстурами, параллельно пытаясь внушить Крису и мне, что петь наша солистка не сможет и концерт нужно отменять. Но продюсер был непреклонен. Как и сама Янг. Она заговорила – к вечеру следующего дня её голос хрипел и, хоть распеться у неё так и не вышло, но она говорила.

В день концерта ситуация была ненамного лучше. Будь моя воля – я бы уже звонил и договаривался о переносе шоу на другой день. Но одна беда – все были против. Особенно сама Кайл.

– Ты не понимаешь, что не вывезешь? – спросил я у неё перед саундчеком, – Тебе говорить больно, как ты петь собираешься?

– Как ты и учил – перекину часть работы на зал, – ответила подруга, хмурясь, как воробушек.

– Кайл, если ты сорвёшь голос – нам придётся отменять тур. Я – твой менеджер, а не хрен с горы. Давай отменим пару концертов и просто пролечим тебя, как следует. Лучше пожертвовать парой городов, чем гробить, нахрен, всё!

Кайл, которая следила за тем, как звукари ковыряются в своих пультах, упрямо покачала головой. Как китайский болванчик, ей-богу! Неужели она не понимала, что нужно было лечить горло, а не тупо гасить симптомы?! Вот я правильно всегда её сравнивал с ребёнком. Двадцать четыре года барышне, а вела себя, как дитя неразумное.

– Я как-то играл с температурой под сорок, – подал голос гитарист Девид, который стоял неподалёку и настраивал гитару.

– Я тоже, – подхватил товарища барабанщик Кевин, – Это часть жизни артиста, Айзек, ты же знаешь. Публике плевать, болен ты или нет. Главное, чтобы шоу продолжалось.

Я бросил в их сторону недовольный взгляд, от которого они, как по команде, съежились, словно желая стать меньше ростом. С этими я никогда не церемонился – недаром же говорили, что мужики крепче и им всё нипочём. Меня волновала только Кайл. Которая выглядела, мягко говоря, неважно. Её пока не успели загримировать, так что я видел и синяки под глазами, и покрасневший нос, и бледную кожу. Но её светло-зелёные глаза продолжали сиять, и в них диким огнём горело одно – упрямство. А слова парней лишь подкинули дров в этот костёр. Да чтоб тебя!

– Что вы сравниваете? – накинулся я на музыкантов, – Дёргать пальцами по струнам и бить в барабаны можно и без голоса! Я посмотрю, как вы справитесь, если вам пальцы сломают!

Кевин вздрогнул и покачал головой. Весь его вид говорил о том, что он осуждает меня за такие крамольные мысли.

– Не дай бог, – буркнул его товарищ и мне показалось, что он собирался перекреститься.

– Айзек, – подала голос Кайл – хриплый, надо отметить, голос, – Хватит. Всё решено.

И я не выдержал. Спокойствие всегда было моим коньком, но не в ту минуту. Поэтому, фыркнув, я повернулся к подруге и отчеканил:

– Ну, раз так – разреши откланяться. А пока будешь проверять звук, заодно подумай, что будешь делать, когда станешь немой.

Янг вздрогнула и повернулась ко мне. В её взгляде явно читалась обида. Ну простите! Я всегда говорил обо всём прямо. Чтобы и в бровь попало, и мимо глаза не промахнуться, и вообще, чтобы по всему лицу размазалось! Ладно, почти всегда. Но это был именно тот случай.

Концерт она смогла дотянуть до конца. Чего Кайл это стоило – лучше не знать. Я с замиранием сердца стоял за кулисами и слушал, как она лажала на каждой песне. Часть текста перекидывалась на зал, который, собственно, всё и вытянул. Это было ужасно.

Рядом со мной стоял Кристиан и я видел, как с каждой нотой его лицо всё больше вытягивалось. Нет, нам точно придётся с ним серьёзно поговорить. Так больше не могло продолжаться. И даже если Кайл меня убьёт или вообще уволит – я сделаю по-своему.

В гримёрке Кайл возбужденно рассказывала, как несколько раз ей казалось, что всё – сейчас её старый кошмар станет реальностью. Голос осипший, словно она долгое время орала – не исключено, что даже на меня. Рядом суетится доктор, который подсовывает очередную микстуру.

Я, помня наш дневной разговор, молча сидел у окна и нервно докуривал уже третью сигарету. Их я доставал крайне редко – когда никакие другие средства уже не помогали успокоить нервы. В голове верталась сотня самых разных мыслей, одна мрачнее другой. Вспомнилось, что в прошлом туре у Кайл тоже были небольшие проблемы с голосом, но тогда на ноги её поставили даже без помощи медика. Хватило моего запаса лекарств.

Если тогда нам удалось – то и сейчас получится, верно? Впереди еще несколько концертов в рамках тура, потом небольшой перерыв, и Кайл восстановится. Вот только было одно «но». Весь мой оптимизм подпитывал меня до одного момента. Когда док, проходя мимо, негромко и будто обращаясь к самому себе, не обронил:

– Хана связкам.

После этих двух слов у меня будто что-то оборвалось внутри, и я совершенно чётко понял, в какой именно ситуации мы оказались. Кайл любила петь. Пение было для неё всем. Она жила этим, дышала, всё её существо тянулось к музыке. Отними это у неё – что с ней будет? Найдёт ли она в себе силы заниматься чем-то другим? Да и захочет ли?