Голос ненависти

Кайрис распаляется, ее движения становятся все более рваными и резкими. Под конец обида внутри нее достигает пика, и в глазах темнеет. Когда Кайрис приходит в себя, то понимает, что уже давно беспорядочно кромсает драные ошметки. Вот и кончилась сказка. Кайрис сбрасывает их на пол. Тяжело дыша, она с каким-то злым удовлетворением наблюдает, как они падают, будто птичьи перья. В голове стоит звенящая пустота.

Кайрис опускается на пол и садится, подтягивая колени к подбородку. На смену злости приходит отрешенность. Кажется, что она сидит над грудой обрезков всего пару мгновений, но успевает взойти и скрыться луна, а потом на закате начинает дребезжать рассвет. Стоит взойти солнцу, как Кайрис выскальзывает в утреннюю прохладу, ни с кем не прощаясь – будто вместе с платьем обрезала последнюю нить, соединяющую ее с домом.

Трава и листва вокруг блестят от утренней росы. Когда Кайрис подходит к дому ворожеи, та сидит на пороге, как и в день праздника, будто приросла к ступеням. Можно почти поверить, что Крия не вставала с них с того самого дня, если бы Кайрис не видела ее у себя дома собственными глазами. Дома… это слово теперь звучит, как чужое, и Кайрис отгоняет непрошенные воспоминания. Ворожея кивает и легко поднимается на ноги – вспархивает, будто мотылек. Кидает на Кайрис мимолетный взгляд и отворачивается.

– Проходи.

Кайрис идет следом, чувствуя себя в высшей степени заболевшей, будто простуженной. Ей больше не хочется ничего, кроме как свернуться клубком на кровати и не двигаться. Но никто не даст ей такой возможности. Пригнувшись, Кайрис проходит в дверной проем, впервые оказаваясь внутри дома ворожеи и невольно осматриваясь по сторонам.

Про ворожей рассказывают всякое. Но в доме Крии нет ни волчьих голов, ни вороньих когтей, ни пучков трав, развешанных под потолком. Не видно даже оберегов, которые так любит Велиса. Стены темные из-за дерева, из которого сделаны, поэтому вырезанные местами символы Кайрис различает не сразу. Зато замечает, насколько везде чисто.

Крия приводит ее на кухню и останавливается, выжидая, пока Кайрис оглядится. Становится странно, что у столь уважаемой женщины так мало вещей: грубо сколоченный стол, табурет, очаг… Из приоткрытого окна веет холодом, и Кайрис потирает голые плечи.

– Спать будешь тут, я постелю тебе и дам, чем укрыться, – говорит Крия, и ее птичьи глаза на миг прикрываются. – Твои обязанности обговорим позже. Жди меня здесь, я скоро вернусь.

И уходит, оставляя Кайрис в замешательстве. Сколько же ей лет, этой Крие? Голос не дрожит и совсем не похож на старческий, спина прямая, поступь уверенная, а морщины скорее напоминают паутинки-трещинки на застывшей поверхности лужи. Еще немного побродив, но не найдя ничего интересного, Кайрис возвращается в выделенную ей комнату и опускается на покачнувшийся табурет, устремляя взгляд в окно. Может быть, матушка пройдет мимо? Хотя, зачем ей?

«Обнажать меня без боя – какой позор».

Кайрис вздрагивает. Послышалось? Странный лязгающий голос прозвучал совсем рядом, будто над ухом, но слова разобрать удается с трудом – будто прислушиваешься к человеку, находящемуся слишком далеко. Наверное, ветер принес отголосок чужой беседы. Кайрис вздыхает, теребя платье – в доме ворожеи совершенно неуютно. Голые стены, полупустая кухня, громоздкие вещи. Начинает казаться, что Крия вообще не живет здесь, а только приходит посидеть на ступенях и погреться в свете солнца. Если бы не такая чистота, Кайрис бы легко в это поверила.

«…как далеко… прекрасные и веселые времена…»

В этот раз голос звучит чуть громче, но обрывками, будто кто-то говорит сквозь подушку. Кайрис чуть не подскакивает на месте и начинает вертеть головой. Ее сердце начинает больно биться о ребра от страха. Да нет, вокруг слишком тихо. Если бы чужак вошел в дом, было бы слышно. Может, кто-то стоит под окном? От порыва ветра кожа рук покрывается мурашками, и Кайрис поднимается на ноги – давно пора закрыть ставни. Прежде чем сделать это, она с опаской выглядывает наружу, но замечает только чьего-то петуха, методично расклевывающего землю.

– Кыш! – Кайрис машет в его сторону рукой. – Пшел отсюда!

Забредет еще в лес, ищи потом. Петух, заклокотав, пару раз хлопает крыльями, но устремляется обратно в деревню. Потянув за выемку, Кайрис плотно прикрывает ставни, оставляя только маленькую щелочку, и успокаивается.

«Давно я не пробовал теплой крови – все горький сок травы».

В этот раз голос звучит так отчетливо, будто говорящий стоит за ее спиной. Кайрис оборачивается на ослабевших ногах. Пусто. Что за бред?! Не может же вор так шуметь в чужом доме, да и не полезет он к ворожее, поостережется. Разве что мальчишка какой. Проспорил друзьям и теперь дурачится. Кайрис делает глубокий вдох и начинает красться к спальне. Надо прогнать его, иначе ворожея решит, что это Кайрис рылась в ее вещах. Не хватало, чтобы ее звали еще и воровкой.