Голос одиночества

– Н…нет, – категорически возразил Да Лун. – Т…такое бывало с ней и раньше. Только сегодня почему‑то сильней обычного. Но нам повезло. – Он внимательно посмотрел на Пола. – Ты т…так испугался… С тобой все в порядке? Выглядишь не очень…

Пол одним глотком осушил стакан воды:

– Спасибо, уже лучше.

Да Лун присел рядом с ним. Он тоже дрожал. Потная рубаха прилипла к груди, полные губы сжались в едва заметную черточку, левое веко дергалось. Оба замолчали, каждый думал о своем. Пол перевел взгляд на часы под телевизором. Мерцание красных цифр на дисплее подействовало на него успокаивающе.

Да Лун очнулся первым:

– Г…где ты научился так хорошо говорить по‑китайски?

– Я живу в Гонконге больше тридцати лет. – Пол повернулся к нему. – Там я выучил кантонский. А мандаринский любил с детства. В восьмидесятые‑девяностые годы много ездил по Китаю. Отсюда мой мандаринский.

– И что ты делал в Китае?

Пол задумался. Как поведет себя Да Лун, когда узнает, что перед ним бывший журналист? До сих пор китайцы реагировали на это по‑разному. Одним давняя профессия Пола внушала уважение, у других вызывала подозрение, в третьих будила любопытство. И то, и другое, и третье сейчас было крайне неуместным, но Пол не мог солгать Большому Дракону.

– Я работал корреспондентом в нескольких британских и американских газетах. – Похоже, опасения оказались напрасными, Да Лун не изменился в лице. Пол продолжил: – Позже был переводчиком и консультировал европейские компании, которые инвестировали в производство в Китае.

– А теперь?

– Ты хочешь знать, чем я занимаюсь или на что я живу?

– Разве это не одно и то же?

– Для меня – нет.

– Тогда ты, наверное, очень богат.

– С чего ты взял?

– Только для богатых людей это не одно и то же.

Пол хотел возразить Да Луну, но тут вспомнил, где находится. Все относительно, для жителей этой деревни он действительно был очень обеспеченным человеком.

– Я живу на проценты от своих сбережений, очень скромно по гонконгским меркам. Там меня никто не назовет богачом. Да и в Китае тоже.

– И чем ты занимаешься?

Давненько Полу не задавали подобных вопросов.

– Чем я занимаюсь? – «С чего начать?» – У меня был сын… Он умер. С тех пор… – Пол задумался, подбирая слова, – с тех пор… я почти ничем не занимаюсь.

Да Лун внимательно разглядывал его лицо. В его взгляде не было ни подозрительности, ни недоверия. Скорее, удивление и любопытство. Может, даже уважение. Пол не так хорошо знал этого человека, чтобы судить. Мышцы его лица расслабились. Левое веко больше не дергалось. Губы разжались.

– Если человек еще не стал самим собой, он станет таковым в трудную минуту жизни, – меланхолично заметил Да Лун.

– Кто это сказал?

– Конфуций.

Пол прикрыл глаза, откидываясь на черную подушку из искусственной кожи. В голове эхом отдавались слова китайского мудреца. Если в них есть хоть доля правды – кто он такой? Человек, который не имеет силы отпустить свое прошлое? Человек, которого затягивает трясина жалости к самому себе? Человек, не знающий меры в своей скорби?

Собственно, он не знал меры ни в чем: ни в скорби, ни в страхе, ни в ярости, ни в любви. Но было ли здесь чему удивляться? Мать Пола покончила с собой, когда ему было девятнадцать лет, после чего он навсегда ушел из дому. Он покинул страну, гражданином которой считался согласно паспорту, переехал на другой континент и вернулся лишь однажды, на похороны отца. В последний раз он потерял место репортера, когда вылил на голову шефу – главному редактору журнала «Форин корреспондентс клаб» – остатки пива из своего бокала. Дело было на каком‑то торжественном приеме, Пол уже не помнил, из‑за чего они повздорили. С тех пор он не писал ни для газет, ни для журналов. После рождения сына Пол решил стать примерным отцом. Полностью посвятил себя ребенку, пока жена делала карьеру в банке.

Он всегда был мучим любовным голодом, какие здесь могут быть компромиссы?

С другой стороны, разве он удалился на Ламму от жизни? Каким еще образом он мог бы реализовать себя после смерти Джастина? Он сам выбрал уединение, чтобы быть ближе к себе, смело глядеть в глаза собственной правде. Что может быть ближе к жизни, чем это?

– Я много размышлял над этим, – ответил Пол Да Луну. – Возможно, Конфуций прав.

– В таком случае ты действительно богач, – произнес Да Лун и продолжил, встретив недоумение в глазах Пола: – Богат тот, кому посчастливилось жить собственной жизнью, разве не так?

Китаец ухмыльнулся, встал и ушел на кухню, откуда вернулся с чайником, двумя чашками и миской жареных арбузных семечек.

– А ты богат? – поинтересовался Пол.

– Я? – переспросил Да Лун. – Я инженер. Выучился в институте после Культурной революции, работал в Сычуани на военном заводе, а потом на частном предприятии в Иу. Год назад преждевременно вышел на пенсию.

– И что?

– И ничего.

– А если подробнее?

– Подробнее будет как‑нибудь в другой раз. – Ответ Да Луна прозвучал категорично, но вполне дружелюбно.

Пол подумал было расспросить Да Луна об отношениях с сестрой и матерью, но потом решил, что тайны семьи У его не касаются. Да Лун сам обо всем расскажет, если захочет.