Голос призрака

Почти механически я протанцевала менуэт и котильон и, несмотря на все мои страхи и решения, танцуя с Джонатаном, почувствовала, как во мне растет возбуждение.

— Не могу дождаться завтрашнего дня, — произнес он.

— Я не приду.

— Придешь, — заверил он меня.

Он смеялся, его голубые глаза горели; я почувствовала, как во мне поднимается негодование, обида, ведь он, в отличие от меня, не мучился угрызениями совести. Он был абсолютно доволен положением дел.

Сначала мне было интересно, получает ли он удовольствие от риска, связанного с нашим положением, подогревающим его желание. Неужели ему в самом деле доставляло наслаждение обманывать своего брата, нарушать законы чести, человеческого жития… и религии? Тогда, значит, и моя мораль изменилась? Я испытывала такое же, как и он, страстное желание, но я наивно воображала, что и он тоже чувствует мое угрызение совести и глубокое раскаяние в том, что мы наделали.

Когда гости разошлись, наконец, я с радостью удалилась к себе в спальню.

— Ты очень устала, Клодина, — сказал Дэвид. Я ответила, что день был долгим.

— Тем не менее, он прошел хорошо, — продолжал он. — Несомненно, твоя мать знает, как устраивать праздники. До того как они с отцом поженились, все это проходило совсем иначе. — Он лег рядом со мной и произнес:

— Разве не приятно видеть, как двое детей живут в полном согласии?

— Иногда они спорят…

— Это тоже проявление их отношений, они не могут жить друг без друга. Я счастлив, что все их испытания закончились благополучно: он привез ее домой, и они поженились. Более того, это позволило моей бабушке на старости лет почувствовать полное удовлетворение жизнью.

Он привлек меня к себе:

— Так же будет многие годы и у нас, Клодина. Я приникла к нему и подумала: «Он никогда не должен узнать! Я лучше умру, чем позволю ему узнать».

Его нежность во время нашей близости вызвала у меня слезы.

— Клодина, — спросил он, — что с тобой? Что-нибудь не так?

— О, Дэвид, — ответила я, — я люблю тебя. Я так люблю тебя!

Он поцеловал меня, и, когда заснул, я еще долго лежала без сна, глядя в темноту.

Почему я позволила этому произойти? Как я могла обмануть этого милого человека?

«День дарения коробочек»[4] назывался так потоку, что все, кто в течение года служил нам, приглашались в большой дом, чтобы получить то, что они называли «коробочка», а на самом деле — денежное вознаграждение.

Дикон и мама сидели в зале, пока шла церемония, а мы отправились в Эндерби, так как Миллисент настаивала на том, что хочет осмотреть дом.

Мы отправились большой компанией: Дэвид, Миллисент, Джонатан, лорд и леди Петтигрю, Гвен и Джон Фаррингдоны, Гарри и я. У Дэвида был ключ, и, как только он открыл дверь и мы вошли в холл, раздались возгласы удивления. В утреннем свете его облик вновь изменился. В окна проникали бледные лучи зимнего солнца, разряжая обстановку мрачности и уныния, но, тем не менее, вокруг по-прежнему чувствовалось нечто жуткое, я была уверена, что это ощущение никогда полностью не исчезнет.

— Это и есть галерея с привидениями? — указала Миллисент.

— Так говорят, — ответил Дэвид.

— Думаю, там произошло что-то ужасное. Как хорошо, что я здесь не одна! Я бы наверняка умерла от страха.

— Не нужно бояться, — улыбнулся ей Джонатан. — Некая сила, присутствующая здесь, готова защитить тебя от звенящих бесчисленными цепями призраков и мириад стонущих привидений.

— Не отходи от меня, — распорядилась Миллисент.

— Меня не надо просить об этом.

Глупо, но этот незначительный обмен шутками Джонатана с Миллисент задел меня.

— Какая перемена! — сказал Дэвид. — Этот плотник — великий мастер. Ручаюсь, что за несколько недель он приведет дом в полный порядок.

— Тетя Софи горит желанием переехать, — отозвалась я.

— Бедняга! — прошептала Гвен Фаррингдон. — Такое несчастье! Она так сильно переживает, не так ли?

— Большое несчастье! — Леди Петтигрю оживилась. — Но нужно стойко встречать подобные испытания, и ей повезло, что удалось спастись от этих ужасных французских крестьян. Надеюсь, она благодарна вам. — Улыбаясь, она с одобрением взглянула на Джонатана. — Теперь она может позаботиться о своем будущем, и как ей повезло, что этот дом расположен так близко от Эверсли.

Меня всегда поражало, как мало беды других трогают людей, подобных леди Петтигрю, и я спрашивала себя, будет ли она с такой же легкостью относиться к своим собственным несчастьям.

Мы поднялись по лестнице и прошли на галерею менестрелей. Сейчас, когда тяжелые красные занавеси были сняты для чистки и реставрации, галерея почти потеряла свой таинственный вид.

Джонатан подошел сзади к Миллисент и прогудел:

— У-у!

Она подскочила и обернулась, улыбаясь ему:

— Ты решил напугать меня?

— И, признайся, напугал, — ответил он.

— Нет, ведь рядом столько людей.

— Ах так, а если бы их здесь не было… — засмеялся он.

— Ты хочешь сказать, если бы я была здесь наедине с тобой!

Невероятная ситуация, верно?

— Увы! — промолвил он с притворным смирением. Я подумала: «Именно так он обычно и поступает.

Именно так он поступил со мной… и с другими женщинами».