Голос с острова Святой Елены

Если он не даст согласия на встречу с губернатором в присутствии других лиц, то губернатор направит к генералу Бонапарту сэра Томаса Рида (если тот согласится на это), чтобы передать общий смысл того, что должен был сказать губернатор, опустив при этом в беседе с генералом Бонапартом некоторые вопросы для их дальнейшего обсуждения в будущем. Если к губернатору будет послан граф Бертран, то от него потребуется, чтобы он выразил озабоченность по поводу резких, в соответствии с пожеланиями самого генерала Бонапарта, слов во время его последней беседы с губернатором, проведенной по инициативе последнего. Со стороны губернатора не было намерения сказать что-либо обидное, и его слова послужили лишь ответной мерой против высказанных в его адрес резких выражений, и губернатор вел бы себя совсем иначе в отношении какого-нибудь лица, окажись тот в любом положении, отличном от положения генерала Бонапарта. Но если последний полон решимости ставить под сомнение старания губернатора проводить в жизнь свои приказы, то он едва ли сможет надеяться на должное взаимопонимание между ними».

Возвратившись в Лонгвуд, я подробно изложил всё вышеупомянутое сначала одному Наполеону, а затем ему же в присутствии графа Бертрана. Наполеон презрительно усмехнулся по поводу идеи принести свои извинения сэру Хадсону Лоу.

3 октября. Утром встретился с Наполеоном. После того как я осведомился о состоянии его здоровья, он вернулся к обсуждению вчерашних событий. «Поскольку этот губернатор, — заявил Наполеон, — объявляет, что он не будет полностью передавать мне свое послание через Рида, но намерен оставить некоторые вопросы для будущего их обсуждения, то я не буду встречаться с губернатором, так как я согласен видеться только с Ридом именно для того, чтобы избежать возможности видеть губернатора. Желая оставить некоторые вопросы для их будущего обсуждения, о чём он говорит в своём послании, он может появиться здесь завтра или послезавтра и потребовать новой встречи со мной. Если он хочет что-то сообщить мне, то пусть пошлёт для этого своего адъютанта к Бертрану, или к Монтолону, или к Лас-Казу, или к Гурго, или к вам; или вызовет кого-либо из вас и сообщит то, что хочет; или пусть передаст мне своё сообщение в полном виде через Рида, или через сэра Джорджа Бингема, или еще через кого-нибудь; и тогда я встречусь с выбранным им человеком. Если же он по-прежнему будет настаивать на встрече со мной, то я в ответ напишу сам: «Император Наполеон не будет встречаться с вами, потому что последние три раза, когда вы были с ним, вы оскорбили его, и он более не желает общаться с вами».

Я хорошо знаю, что если мы встретимся, то вновь возникнет ссора и посыпятся взаимные оскорбления: любой подозрительный жест может вызвать неизвестно что. Ему, ради него самого, не следует добиваться новой встречи со мной после тех слов, которые я ему наговорил во время нашей последней встречи. Я заявил ему в присутствии адмирала, что, когда он говорит, что только выполняет свой долг, то то же самое делает и палач, но приговоренный к смерти не обязан видеть своего палача до момента свершения казни. Мы встречались трижды, но какие это были постыдные встречи! Я не хочу их повторения. Я знаю, что от встречи с ним кровь вскипает в моих жилах. Я хочу, чтобы ему предали, что ни одна держава на земле не обязывает узника видеться и дискутировать с его палачом; ибо поведение губернатора в моих глазах сделало его палачом. Он делает вид, что действует в соответствии с полученными им инструкциями: правительство, находящееся вдали на расстоянии двух тысяч лье, не может сделать больше, чем указать местной администрации образ действий общего характера, в рамках которых следует вести дела, и предоставить ей немалую самостоятельность. Эту власть он извращает и манипулирует ею самым худшим способом для того, чтобы мучить меня. Доказательством того, что он хуже своего правительства, служит то, что его правительство послало мне некоторые вещи, чтобы моя жизнь проходила в более комфортных условиях. Он же, не ударяя палец о палец, не только не улучшает условий моей жизни, но лишь мучает и оскорбляет меня, стараясь сделать мое существование как можно более жалким. Завершая общую картину своих подлых действий, он пишет письма, полные божьей благодати и сладости, притворяясь, что проявляет по отношению ко мне максимум заботы. Потом он отсылает эти письма в Англию, чтобы заставить весь мир поверить, что он является нашим лучшим другом.