Голос с острова Святой Елены

Наполеон был очень недоволен ответом губернатора и в сильных выражениях заявил о своём возмущении подобным варварским поведением. Он затем попросил меня повторить ответ губернатора на переданную мною просьбу, что я и сделал на английском языке с переводом на французский, а также я повторил Наполеону то, что губернатор сказал мне относительно Лас-Каза. Когда Наполеон услыхал слова губернатора: «его долг не позволяет ему», «недоразумения» и т. д., то он воскликнул: «Опять придирки! Это тот самый язык, которым он всегда пользуется. Это же настоящее оскорбление человеческому разуму. Едва ли можно ошибиться в его намерениях. Они не что иное, как нагромождение всякого рода бесполезных придирок ко мне. Не думаю, что он позволит адмиралу выступать в роли посредника. Уверяю вас, что вся эта история всего лишь ловкая проделка с его стороны и он никогда не допустит благополучного завершения дела о посредничестве».

Затем Наполеон продиктовал графу Бертрану несколько строк с выражением протеста против поведения губернатора и попросил графа переписать письмо начисто в соседней комнате. Он обратился ко мне с просьбой передать на словах губернатору те замечания, которые он высказал по поводу его поведения, и заявил, что он надеется, что адмирал не приступит к выполнению своих возможных обязанностей в качестве посредника, пока сам полностью не вникнет в суть дела, чтобы не позволить себе стать послушной игрушкой в руках губернатора, который, возможно, будет вовсю пичкать его всякой ложью. Мне будет очень жаль, — продолжал он, — если адмирал предпримет что-либо, что окончится для него неудачей, ибо я питаю к нему глубокое уважение».

29 декабря. В восемь часов утро привезли письмо от сэра Хадсона Лоу графу Бертрану. Встретился с Наполеоном в два часа дня. Он сообщил мне, что поскольку несколько дней назад губернатор выразил пожелание ознакомиться с жалобами французов, то он поручил Бертрану направить губернатору копию списка ограничений для французов с рядом замечаний его (Наполеона) с тем, чтобы губернатор мог обдумать их и принять во внимание. Наполеон также попросил написать на обратной стороне меморандума губернатора, в котором он высказал своё мнение об отношениях с французами, следующие замечания:

«1. Та линия поведения, которой следовали по отношению к обитателям Лонгвуда в течение шести месяцев, не может быть оправдана некоторыми отдельными, отрывочными фразами, взятыми из переписки с лондонским министром. Продолжительная и обширная переписка с министром представляет собой арсенал, оснащённый всеми видами оружия.

2. Последние предписания будут рассматриваться в заливе Ботаники как оскорбительные и жестокие; что бы там о них ни говорилось, но они должны противоречить воле английского правительства, одобрившего предписания, которые оставались в силе до августа сего года.

3. Все замечания, приведённые графами Бертраном и Монтолоном, оказались бесполезными. Свободная дискуссия по этому вопросу оказалась под угрозой запрета».

Эти замечания на обратной стороне губернаторского меморандума Наполеон поручил мне передать сэру Хадсону Лоу.

«Чего он может опасаться? — спросил Наполеон. — Что я попрошу Лас-Каза написать моей жене? Он сделает это и без моего поручения. Что я поведаю ему о своём настроении и намерениях? Лас-Каз уже всё знает о них. Неужели губернатор думает, что вся Европа — это пороховая бочка, а сам Лас-Каз — искра, готовая взорвать её?»

От сэра Хадсона капитану Попплтону было прислано письмо с пометкой «срочно», предназначенное для графа Бертрана. В письме сообщалось, что «с учетом обстоятельств, при которых граф Лас-Каз был вывезен из Лонгвуда, губернатор не мог разрешить Лас-Казу попрощаться с генералом Бонапартом» и т. д. Вскоре граф Бертран и барон Гурго отправились в город в сопровождении капитана Попплтона, чтобы увидеться и попрощаться с графом Лас-Казом. Трудно привести в соответствие проявленное к ним отношение в городе с теми мерами, которые практикуются сэром Хадсоном Лоу, и с той важностью, которую губернатор придает проблеме «полного прекращения» всякой связи с Лонгвудом.

Во время завтрака французы были предоставлены самим себе, за исключением капитана Попплтона, который с трудом понимает французский язык или вообще его не понимает, когда на нём говорят бегло, как это обычно делают французы, общаясь между собой. В течение нескольких часов они оставались вместе в большой комнате, размером примерно пятьдесят футов на двадцать, прохаживаясь вдоль одной стороны, в то время как полковник Виньярд и майор Горрекер, которые были обязаны следить за ними, оставались на противоположной стороне; таким образом в действительности Лас-Казу с таким же успехом можно было разрешить приехать в Лонгвуд, и следовательно, отказ графу Лас-Казу приехать в Лонгвуд, что рассматривалось как оскорбление, относился полностью на счёт Наполеона.