Голос с острова Святой Елены

Именно к этому времени губернатор и прибыл на следующий день в Лонгвуд, сопровождаемый, как и накануне, адмиралом, а также персоналом губернаторского штаба. Сначала их провели в столовую. Позади неё находилась гостиная, в которой их должны были принять. Сэр Джордж Кокбэрн предложил сэру Хадсону Лоу, чтобы он представил последнего Наполеону, что явилось бы, по его мнению, наиболее официальным и правильным способом передачи полномочий по надзору над пленником; для этого, как предложил сэр Джордж, он и сэр Хадсон Лоу должны войти в гостиную вместе. Сэр Хадсон Лоу согласился с этим предложением. У двери в гостиную стоял Новерраз, один из французских слуг. Ему вменялось в обязанность объявлять имена лиц, приглашаемых в гостиную. Прибывшая группа англичан во главе с губернатором стояла в комнате перед гостиной в ожидании. Наконец дверь гостиной открылась и прозвучало имя губернатора. Как только было произнесено слово «губернатор», сэр Хадсон Лоу ринулся к двери и вошел в гостиную настолько быстро, что сэр Джордж Кокбэрн не успел оценить создавшуюся ситуацию. Дверь за губернатором закрылась, и когда адмирал представился французскому слуге, чтобы прошествовать вслед за губернатором, то Новерраз, не слышавший имени адмирала для приглашения, заявил ему, что тот не может войти в гостиную. Сэр Хадсон Лоу оставался с Наполеоном примерно минут пятнадцать. Беседа между ними велась в основном на итальянском языке. Затем состоялось представление Наполеону офицеров губернаторского штаба. Адмирал вновь обращаться с просьбой быть принятым Наполеоном не стал.

18 апреля я принёс Наполеону несколько газет. Наполеон, задав мне пару вопросов о заседании парламента, поинтересовался, кто же это одолжил мне газеты. Я ответил, что это адмирал одолжил их мне. На это Наполеон сказал: «Я думаю, что с ним довольно дурно обошлись в тот день, когда он приехал ко мне вместе с новым губернатором. Что он говорит по этому поводу?» Я ответил: «Адмирал расценил это как оскорбление, нанесённое ему лично, и, конечно, чувствует себя сильно обиженным. Однако генерал Монтолон предоставил объяснения всему случившемуся». Наполеон сказал: «Мне не доставляет никакого удовольствия видеть его, да и он сам не выражал подобного желания». Я объяснил: «Он хотел официально представить нового губернатора и думал, что, поскольку ему предстояло выступать именно в этом качестве, необходимости в предварительном извещении о встрече с вами не требуется». Наполеон ответил: «Он должен был информировать меня через Бертрана, что хочет видеть меня; но, — продолжал он, — он хотел поссорить меня с новым губернатором и с этой целью уговорил его появиться здесь в девять часов утра, хотя хорошо знает, что я никого не принимал и не буду принимать в этот час. Очень жаль, что человек, действительно наделённый талантами, ибо я считаю его очень хорошим офицером той службы, которую он представляет, вынужден был обращаться со мной именно так, как он обращался. Это говорит о величайшем недостатке великодушия, когда оскорбляют несчастного; потому что оскорбление тех, кто находится в вашей власти и соответственно не в состоянии сопротивляться, является определённым признаком подлого ума».

Я заявил, что абсолютно убежден в том, что вся эта история с адмиралом явилась результатом нелепого недоразумения, что у адмирала никогда не было ни малейшего намерения оскорбить или поссорить его с губернатором. Наполеон же продолжал: «Я, оказавшись в бедственном положении, искал прибежища, но вместо него обрёл неуважение к себе, дурное обращение и оскорбления. Вскоре после того как я вступил на борт его корабля, во время обеда в его каюте я, поскольку не хотел сидеть за столом в течение двух или трёх часов, поглощая вино до полнейшего отупения, встал из-за стола и вышел прогуляться по палубе. Когда я выходил из каюты, он заявил высокомерным тоном: «Я думаю, что генерал никогда не читал лорда Честерфилда», — имея в виду, что я недостаточно учтив и не знаю, как вести себя за столом».

Я постарался объяснить Наполеону, что у англичан, и прежде всего у морских офицеров, отсутствует привычка придерживаться строгих правил и манер, и поэтому высказывание адмирала не таило в себе абсолютно никакого умысла. «Если, — заявил Наполеон мне в ответ, — сэр Джордж захотел бы нанести визит лорду Сен-Винсенту или лорду Кейту, разве он заранее не предупредил бы их об этом и не спросил бы, в котором часу им удобно видеть его; и разве ко мне не должны относиться с таким же уважением, как к любому из них? Не говоря уже о том, что я являлся коронованной особой, — добавил он, смеясь, — по крайней мере то, что я совершил, так же хорошо известно, как и то, что совершили они». Я попытался вновь взять под защиту адмирала, но в ответ Наполеон напомнил мне о лорде Честерфилде, о котором он только что рассказывал, и спросил меня, что бы это могло означать.