Ей, хорошенькой воспитательнице детского сада, в сентябре того года должен был исполниться двадцать один год. Она была свежей, наивной и, конечно, немного провинциальной девушкой, а Эдгару было уже пятьдесят семь. Он был бездетным вдовцом, умным динамичным мультимиллионером из Чикаго, уставшим делать деньги, которые ему некому было оставить и которые он был не в состоянии истратить сам, типичный одинокий деловой человек. Эдгар сразу влюбился в нее, покоренный ее типичной внешностью выпускницы американского колледжа, ее быстрым проницательным умом, ее интеллигентностью и многообещающим внутренним потенциалом, который он сумел в ней разглядеть. Тремя месяцами позже, солнечным декабрьским днем, несколько дней спустя после того, как президент Рузвельт и Конгресс объявили войну Японии, Дорис Холлидей стала второй миссис Эдгар Астернан, и ее жизнь с этого мгновения круто переменилась.
Стук распахнувшейся и ударившейся при этом о стену деревянной ставни возвратил Дорис к действительности. Она посмотрела в противоположный конец террасы. Яркий свет струился из окон библиотеки, которую Дорис приспособила в качестве жилой комнаты для Кристиана. Он заиграл на скрипке, и в тишине сумерек до нее донеслись звуки, красивые и волнующие. «Моцарт, — узнала Дорис, — он всегда играет Моцарта». Глубокая печаль охватила ее. Как болела ее душа за Кристиана и, конечно, за Диану. Они оба еще слишком молоды, чтобы вынести чудовищный груз всех несчастий, обрушившихся на их юные плечи. Она приглашала сестру Дэвида провести это лето с ними. Арабелла охотно приняла ее приглашение, но Дорис точно так же, как Диана, была абсолютно уверена в том, что она не приедет. Ни одна из них не решилась довести их согласное мнение до Дэвида, который не оставлял мысли о возвращении своей сестры к нормальной жизни. Но Дорис своим женским умом хорошо сознавала, что движет Арабеллой. Время остановилось для княгини фон Виттенген. Она не могла заставить себя на сколь бы то ни было продолжительное время уехать из Западного Берлина, всякую минуту ожидая, что ее муж вернется с того света.
Вздохнув, Дорис закурила сигарету, и, подобно синему пламени, в свете, отбрасываемом зажженной спичкой, сверкнуло ее кольцо с сапфиром и бриллиантами. Какое-то время Дорис внимательно разглядывала это обручальное кольцо, подаренное ей Дэвидом. В прошлый уик-энд, когда они с Кимом перегнали ее «роллс-ройс», он привез кольцо сюда, во Францию. Это кольцо было частью неделимого состояния графов Лэнгли, и обычно Дэвид избегал, опасаясь потери или кражи, вывозить подобные сокровища за пределы Англии. Но на этот раз он заявил, что хочет, чтобы Дорис немедленно стала носить кольцо. «Это придаст нашей помолвке официальный характер, а также послужит сигналом «Руки прочь» для всей этой волчьей стаи поклонников, что вьется здесь вокруг тебя», — со смехом добавил Дэвид, вручая кольцо Дорис.
Она несколько раз в задумчивости повернула кольцо на пальце. Это кольцо носила еще бабушка Дэвида, потом — его мать и первая жена, Марго, мать Кима и Франчески. Дорис полюбила кольцо, хорошо сознавая, как много оно значит для семьи Каннингхэм, ставшей теперь ее семьей. Ей вообще нравились сапфиры. Дорис подняла руку и тронула пальцем изящное ожерелье из сапфиров и бриллиантов, украшавшее ее шею, красивое и скромное, хорошо гармонировавшее с браслетом на запястье и с серьгами в ушах. Все эти сапфиры ей подарил Эдгар за два дня до своей кончины четыре года назад. Время немного сгладило остроту постигшего ее тогда горя, но тем не менее Дорис знала, что до конца жизни не сумеет забыть тот ужасный день, когда она узнала о неожиданной смерти Эдгара. Внезапный сердечный приступ настиг его в чикагском офисе. Долгое время она оставалась безутешной, чувство постигшей ее утраты было столь сильным, что Дорис утратила способность здраво действовать и размышлять.
Эдгар как живой предстал сейчас у нее перед глазами. Он стоял перед ней на террасе и выглядел точь-в-точь таким же, как в то утро, когда он навсегда покинул их дом на Астор-стрит. Высокий и прямой, с шапкой густых волнистых серебряных волос над темными глазами, блестящими на его загорелом, таком приветливом и благородном лице. Красивый мужественный человек, полный жизни мужчина в расцвете сил, несмотря на свои шестьдесят шесть лет. Эдгар Астернан был для нее всем — мужем, любовником, отцом, наставником, другом, поверенным ее тайн, и его смерть подкосила Дорис.
«Порадуйся за меня, Эдгар. Скажи мне: «Будь счастлива, милая», — беззвучно прошептала Дорис, как часто она делала, мысленно разговаривая с ним. — Дэвид — хороший человек, добрый и любящий, такой же славный, каким был ты. Я буду счастлива с ним, как была счастлива с тобой, но, конечно, совсем по-другому. Ничто не повторяется. Но у нас с ним есть многое, что мы можем подарить друг другу. Спасибо тебе, Эдгар, за то, что ты помог мне стать тем, что я есть теперь. Если бы не ты, то мне бы никогда в жизни не выпало счастье сидеть здесь вот так…»