Голос сердца (ЛП)

— Согласна, — Ари кладет руки на стол, складывая их вместе и переплетая свои идеально наманикюренные пальцы. — Я знаю, что у тебя есть подруга, или, по крайней мере, я так подумала, когда Олив сказала об этом в тот раз в саду. Я абсолютно не собираюсь причинять неудобства или вносить разногласия в твою жизнь и надеюсь, что сегодняшняя наша встреча, на которую именно я пригласила тебя, не станет проблемой.

Не думаю, что можно назвать проблемой то, что я сейчас сижу рядом с бьющимся сердцем Элли:

— У меня есть подруга, но это не имеет никакого отношения к нам, — признаю я.

Она улыбается, услышав это, и я не уверен, что знаю причину ее улыбки.

— Я рада, что ты счастлив. Это избавляет меня от части вины.

Я не понимаю, как она может испытывать чувство вины. Элли умерла и была достаточно благородна, чтобы подумать о том, что произойдет в жизни после ее ухода:

— Ты никогда не должна чувствовать себя виноватой. Прямо здесь и сейчас я понимаю, насколько замечательной была Элли, которая все продумала заранее, чтобы сохранить жизнь другой, когда ее уже не станет. От этого я люблю ее еще больше.

— Она была Великой женщиной, — говорит Ари, еще раз украв дыхание из моих легких.

— Могу я принять ваш заказ или вам нужно еще несколько минут? — нашу невероятно важную беседу прерывает официантка, и Ари использует это.

— Мне, пожалуйста, салат с маслом и уксусом, и сверху жареного цыпленка.

С ощущением, что спускаюсь с высокой горы высотой с километр, я неожиданно нажимаю на тормоза и ошарашенно смотрю на нее.

— Салат? Ты серьезно?

Она складывает руки на груди.

— Нужно поддерживать это тиканье.

— Она будет гамбургер и картофель фри, — я знаю, что это было грубо, и она может быть вегетарианкой или веганом, или кем-то там еще, но Элли хотелось бы, чтобы у нее был гамбургер и картофель. Если Элли что-нибудь хотела, то она делала это всегда, даже если бы собиралась умереть на следующий день. Что она и сделала — заказала пиццу с двойным сыром и две порции картошки в ночь перед рождением Олив. Она знала, что ей не разрешат есть в больнице, когда начались преждевременные роды. Это было ее последнее желание перед тем, как стать мамой. Женщина получила то, чего она хотела, и это сделало ее счастливой в ту ночь настолько, как будто она была последней. Последний ужин.

— Эй, — ворчит она.

— Ты вегетарианка? — спрашиваю я многозначительно.

— Нет, — смеется она.

— Бургер и фри и для меня, пожалуйста, — говорю я, чтобы ускорить процесс принятия заказа официанткой. Тогда она, наконец, уйдет. — Ты знала Элли? Я помню, что ты упомянула о ней в одном из своих последних писем.

Она избегает моего взгляда, пока слезы собираются в ее глазах. Я даю ей время, увидев, как плотно сплетены ее пальцы вместе, делая руки настолько белыми, что, кажется, они светятся под подвесной лампой.

Когда она переводит свое внимание на мое лицо, я вижу в наполненных слезами глазах свое лицо с искаженными чертами. Интересно, какое выражение лица у меня сейчас. Внутри меня так много чувств, которые я не ощущал никогда прежде.

— Я была ее студенткой-практиканткой на протяжении двух лет до ее смерти.

— Студенткой-практиканткой? — я не уверен, зачем переспрашиваю, поскольку знал, что у Элли их было несколько в течение четырех лет, когда она преподавала, но она никогда не упоминала о ком-то из них. — Я не понимаю, — как одно связано с другим.

— Я умирала, — говорит она, когда слезы высыхают. Ее слова звучат сердито, как будто она репетировала ранее, стоя перед зеркалом и повторяя себе снова и снова, что она умирает.

— От чего? — я уже знаю, но мне нужно услышать это.

— Врожденная сердечная недостаточность. Я не должна была дожить до двадцати лет, но дожила, — объясняет она. От ее слов у меня перехватывает дыхание. Элли всегда приходила домой и делилась со мной душещипательными историями. Она всегда имела представление о том, как можно исправить мир в одиночку. И в любой истории, которую она мне рассказывала, сожаление и жалость не были итогом. Она всегда находила решение проблемы. Почему она никогда не упоминала об Ари — вот что меня волнует. — Она хотела помочь мне.

— В этом вся Элли. Она хотела стать медсестрой, но не переносила вида крови, поэтому нашла единственное верное для нее решение помочь людям — стать учителем.

Ари делает судорожный вдох, ее губы изгибаются в кривой улыбке.

— Она сказала, что если на то будет воля Божья, то я получу ее сердце, то есть, если ее сердце переживет мозг, прежде чем я умру, то мне чертовски повезет. Доброта Элли — это то, что досталось мне; она осталась в ее сердце. Но то, что она говорила мне, будто я буду счастлива, это совсем не так, как мечтала я, надеясь обрести здоровое сердце. Я не считаю, что ее смерть в обмен на мою жизнь — это такая уж удача.

Я хотел услышать все до последнего слова, все, что Ари только что сказала, но мой мозг застрял на одной конкретной фразе, той, которую я никак не могу выкинуть из головы:

— Прости, — я качаю головой. — Что ты только что сказала про ее сердце, пережившее мозг?

Она бледнеет.