Эла отыскала свою мать за домом, недалеко от ограды. Легкий бриз, слегка покачивавший стебли капима, шевелил длинные волосы Новиньи. Потребовалось несколько минут, чтобы Эла поняла, почему это зрелище так удивило ее. Уже много лет ее мать не распускала волосы. И теперь они развевались свободно. Это ощущение еще тем более усиливалось, что Эла могла заметить изгибы прядей там, где Новинья их сворачивала, загоняя в аккуратный узел. И вот тогда она поняла, что Голос не ошибся. Мать придет по его зову. Сколько бы стыда и боли ни стоила ей сегодняшняя Речь, она также дала ей возможность на закате дня стоять на склоне и смотреть на дальние холмы, где обитают свинксы. Или она смотрит на ограду. Наверное, вспоминает человека, который встречал ее там или где-то еще, в густой траве, где они могли незамеченными любить друг друга. Всегда в укрытии, всегда тайно. «Мать рада, — подумала Эла, — что все знают: Либо был ее настоящим мужем, Либо был моим отцом. Мама рада. И я тоже».
Мать не повернулась, чтобы взглянуть на нее, хотя должна была услышать ее приближение — слишком уж шелестела трава. Эла остановилась за несколько шагов до нее.
— Мама, — позвала она.
— Значит, это все-таки не стадо кабр, — заметила Новинья. — Ты очень шумно передвигаешься, Эла.
— Голос нуждается в твоей помощи.
— Неужели?
Эла пересказала матери все, что объяснил ей Голос. Мать даже не повернулась. Когда Эла закончила, мама постояла немного и пошла по склону холма. Эла кинулась вслед, догнала ее.
— Мама, — спросила Эла, — ты расскажешь им о Десколаде?
— Да.
— Почему теперь? После стольких лет? Почему ты раньше не рассказывала мне?
— Потому что ты в одиночку, без моей помощи, проделала прекрасную работу.
— Ты знала, чем я занимаюсь?
— Ты мой подмастерье. У меня полный доступ ко всем твоим файлам, мое присутствие там даже следов не оставляет. Ну каким бы я была цеховым мастером, если бы не следила за твоей работой?
— Но…
— А еще я прочитала записи, которые ты спрятала в файлах Квары. Ты ведь никогда не была матерью, а потому не знаешь, что все работы детей, которым не исполнилось двенадцати, показывают родителям еженедельно. Квара сделала несколько интересных открытий. Я рада, что ты пошла со мной. Когда я буду рассказывать Голосу, я расскажу и тебе.
— Ты идешь не туда.
Новинья остановилась.
— Разве дом Голоса не рядом с прассой?
— Совещание в кабинете епископа.
И тут мама повернулась к Эле лицом.
— Что вы с Голосом хотите со мной сделать?
— Мы пытаемся спасти Миро, — ответила Эла. — А заодно и колонию на Лузитании.
— И гоните меня прямо в логово…
— Нужно перетянуть епископа на нашу сторону, иначе…
— Нашу! Когда ты говоришь мы, то имеешь в виду себя и Голос, не так ли? Или ты думаешь, что я не заметила? Все мои дети, один за другим, он соблазнил вас всех…
— Он никого не соблазнял!
— Он соблазнил вас. Он точно знал, что вы хотите услышать, и потом…
— Голос не льстец, — отрезала Эла. — Он говорил нам вовсе не то, что мы хотели услышать. Он говорит только правду и завоевал не нашу привязанность, а наше доверие.
— Что бы он ни получил от вас, вы никогда не давали этого мне.
— Мы хотели.
И в этот раз Эла не отступила перед пронзительным, яростным взглядом матери. Это Новинья сдалась, отвернулась, опустила глаза, а когда подняла, в них стояли слезы.
— Я хотела рассказать вам. — Она говорила вовсе не о файлах. — Когда поняла, что вы ненавидите его, я хотела сказать вам: он вовсе не ваш отец, ваш отец — хороший, добрый человек…
— Который не осмеливается признаться нам.
В глаза матери вернулась ярость.
— Он хотел. Я не позволила ему.
— Сейчас я кое-что скажу тебе, мама. Я люблю Либо, как и все в Милагре. Но он согласился стать лицемером, и ты тоже, и пусть даже никто не догадывался, яд вашей лжи отравил нашу жизнь. Я не осуждаю тебя, мама. И его. Но благодарю Бога за Голос. Он сказал правду и освободил нас.
— Легко говорить правду, — заметила Новинья, — когда никого не любишь.
— Ты на самом деле так считаешь? — удивилась Эла. — Кажется, я кое-что знаю, мама. Думаю, нельзя, невозможно сказать правду о человеке, если не любить его. Я думаю, Голос любил отца, Маркано. Он понимал его и полюбил еще до того, как произнес Речь.
Мать не ответила, зная, что это правда.
— А еще я знаю, что он любит Грего, и Квару, и Ольядо, и Миро, и даже Квима. И меня. Я знаю, уверена, что он любит меня. И когда он дает мне понять, что любит, я знаю, что это правда, — он никогда никому не лжет.
Слезы наконец хлынули из глаз Новиньи и потекли по щекам.
— А я лгала вам, вам и всем остальным, — сказала мама. И голос ее был таким усталым и слабым. — Но вы должны все равно верить мне, когда я говорю, что люблю вас.
Эла обвила ее руками и — впервые за много лет — почувствовала ее тепло. Потому что обман, стоявший между ними, исчез. Голос снес этот барьер, и теперь им не нужно прятаться и быть осторожными друг с другом.
— Ты думаешь об этом чертовом Голосе даже сейчас, — прошептала мать.
— Как и ты, — ответила Эла.
Они одновременно рассмеялись.