Голос тех, кого нет

Тем временем Корнерой так откинулся назад, что стало ясно: сейчас он упадет. Свинкс оттолкнулся руками от ствола, скрутил в воздухе сальто и, несколько раз подпрыгнув, приземлился на ноги.

— Значит, ты еще и акробат, — сказал Пипо.

Гордый собой Корнерой подошел к нему. Он очень умело изображал человеческую походку. Слегка утрировал. Отменная пародия еще и потому, что плоский, вздернутый нос Корнероя как две капли воды походил на поросячий. Неудивительно, что еще первопоселенцы в восемьдесят шестом назвали их свинксами, а в 1925-м, когда основали колонию на Лузитании, имечко уже прилипло. Разбросанные по всем Ста Мирам ксенологи в своих трудах называли их исключительно аборигенами Лузитании, но кто-кто, а Пипо знал, что делается это, только чтобы поддержать профессиональное достоинство. Между собой даже ксенологи пользовались словечком «свинкс». Сам Пипо больше любил португальское «пеквенинос», против которого свинксы не возражали, хотя сами называли себя малышами. Но достоинство достоинством, а Корнерой все же выглядел точь-в-точь как кабан, зачем-то поднявшийся на задние ноги.

— Акробат, — повторил Корнерой, будто пробуя на вкус новое слово. — То, что я сделал? У вас есть особое слово для таких? Среди вас есть те, для кого это работа?

Пипо молча вздохнул и улыбнулся. Закон строго-настрого запрещал делиться со свинксами сведениями о человеческом обществе, чтобы не влиять на их культуру. А Корнерой, казалось, всеми правдами и неправдами пытался вытянуть максимум информации из любого высказывания Пипо. В этот раз, конечно, Пипо мог винить только самого себя — оговорился и открыл еще одно окно в человеческую жизнь. Иногда он находил общество свинксов таким приятным, что позволял себе расслабиться. И в этом таилась опасность. «Я не гожусь для этой игры — выцарапывать знания, стараясь не дать ничего взамен. Либо, мой молчаливый сын, ты умеешь скрывать и скрываться куда лучше, чем я, а ведь ты стал моим подмастерьем (когда тебе исполнилось тринадцать?) всего четыре месяца назад».

— Хорошо бы мне иметь такую шкуру, как у вас, — сказал Пипо. — Мою собственную древесная кора сотрет в клочья.

— К величайшему стыду для всех нас.

Корнерой застыл в позе, обозначавшей, по мнению Пипо, легкое беспокойство или, возможно, предупреждение, сигнал «осторожно» для других свинксов. Впрочем, точно ничего не известно. Поза могла выражать любое чувство, включая предельный страх. Только Пипо никогда еще не доводилось видеть перепуганного свинкса. Ладно. Пипо быстро заговорил, чтобы успокоить собеседника:

— Не бойся. Я слишком стар и слаб, чтобы лазить по деревьям. Оставляю это занятие вашей молодежи.

Сработало. Корнерой расслабился, и его тело снова обрело подвижность.

— Мне нравится лазить по деревьям. С высоты все так хорошо видно. — Корнерой встал на четвереньки и приблизил морду к лицу Пипо. — Ты не принесешь того зверя, что бегает над травой и не касается земли? Остальные не верят, что я видел такую штуку.

«Еще одна ловушка. Ну что, Пипо, ксенолог, сможешь ты унизить члена сообщества, которое изучаешь? Будешь ты неуклонно соблюдать строгий закон, установленный Звездным Конгрессом как раз на этот случай? Был один прецедент. Человечество уже сталкивалось с расой разумных инопланетян — с жукерами, три тысячи лет назад. И в результате контакта жукеры погибли. Все до единого. Потому Конгресс и принял меры: если уж человечеству свойственно ошибаться, пусть совершает совсем иные ошибки. Минимум информации. Минимум контакта».

Корнерой понял колебания Пипо, его осторожное молчание.

— Вы никогда ничего нам не говорите, — сказал он — Вы наблюдаете за нами и изучаете нас, но не пускаете в вашу деревню, не даете нам изучать вас.

Пипо постарался ответить как мог, но осторожность была важнее честности.

— Если мы узнали так много, а вы так мало, почему же вы говорите и на звездном, и на португальском, тогда как я еще не вполне понимаю ваш язык?

— Мы умнее. — Корнерой откинулся назад, сел и отвернулся, показав Пипо спину. — Иди назад за свою ограду.

Пипо сразу же встал. Невдалеке Либо наблюдал за троицей пеквенинос, следя, как они плетут крышу хижины из длинных плетей лианы мердоны, и, заметив, что его отец поднялся, быстро подошел к нему. Они ушли с поляны молча: пеквенинос слишком хорошо владели несколькими языками, а потому отец и сын никогда не обсуждали результаты своих наблюдений за пределами ограды.