Голос тех, кого нет

Но теперь у него есть иная, более глубокая причина. Он полетит, чтобы утешить девушку по имени Новинья, потому что в ее разуме, в ее одиночестве, боли, вине он увидел отражение своего собственного украденного детства. Та давняя боль еще жила в нем. До Лузитании двадцать два световых года. Корабль идет чуть медленнее скорости света. Когда Эндер прибудет на место, ей, наверное, исполнится сорок. Если б он мог, то полетел бы к ней сейчас, немедленно, как сообщение по анзиблю, но он знал, что ее боль подождет. Когда он придет, она все еще будет там. Разве не прожила его собственная боль все эти годы?

— Сколько мне лет?

— Ты родился 3085 лет назад, а твой субъективный возраст — 36 лет и 118 дней.

— Сколько будет Новинье, когда я доберусь туда?

— Что-то около тридцати девяти плюс-минус несколько недель, в зависимости от даты рейса и скорости полета.

— Я хочу уехать завтра.

— Потребуется время, чтобы достать билет.

— А на орбите Трондхейма что-нибудь болтается?

— Полдюжины посудин, но завтра отбыть сможет только одна. Шхуна с грузом скрики для Армении и Кириллиц.

— Я никогда не спрашивал, сколько у меня денег.

— Н-ну, я неплохо распорядилась твоими вложениями.

— Купи мне корабль имеете с грузом.

— А что ты станешь делать со скрикой на Лузитании?

— А что с ней делают на Кириллиц и Армении?

— Часть едят, часть носят, — сказала Джейн. — Но за скрику платят столько… Лузитанцам она не по карману.

— Значит, если я преподнесу колонии столь ценный груз, они, возможно, более благосклонно отнесутся к появлению неверующего Голоса в их благополучном католическом городке?

Джейн превратилась в джинна:

— Слушаю, о господин мой, и повинуюсь. — Джинн рассеялся дымом, дым втянулся в горлышко бутылки, компьютер отключился, воздух над терминалом опустел.

— Джейн, — позвал Эндер.

— Да, — ответила жемчужина в его ухе.

— Почему тебе так нужно, чтобы я летел на Лузитанию?

— Хочу, чтобы ты написал продолжение «Королевы Улья» и «Гегемона». Книгу о свинксах.

— Но что тебе свинксы?

— Три книги, открывающие для понимания души трех разумных видов, известных человеку. Напиши третью, тогда будешь готов сесть за четвертую.

— Еще один вид раман?

— Да. Я.

Эндер покачал головой:

— И ты готова открыться человечеству?

— Я всегда была готова. Вопрос в другом — готовы ли они принять меня? Им легко, так легко любить Гегемона, он человек, один из них. И Королеву Улья — это безопасно, ведь они считают, что все жукеры, до единого, мертвы. Если ты сможешь заставить их полюбить свинксов, которые еще живы, свинксов, на руках которых человеческая кровь, — значит, они готовы, они смогут смириться с тем, что я живу.

— Когда-нибудь, — сказал Эндер, — я встречу и полюблю существо, которое не станет требовать от меня подвигов Геракла.

— Тебе же было скучно, Эндер.

— Да. Но я скромный человек средних лет. Мне нравится скука.

— Кстати, хозяин той лохани, Хэйвелок с Гэлса, согласился продать тебе корабль вместе с грузом за четыре миллиарда долларов.

— Четыре миллиарда? Я разорен?

— Капля в море. Я уже сообщила команде, что прежний контракт аннулирован, и взяла на себя смелость оплатить их проезд домой за твой счет. Чтобы управлять кораблем, вам с Валентиной не нужен никто, кроме меня. Собирай вещи. Мы улетаем завтра поутру.

— Валентина, — пробормотал Эндер. Его сестра. Из-за нее, возможно, придется задержать отлет. Сестра. Теперь, когда он принял решение, его ученики и немногие здешние приятели не стоили того, чтобы тратить время на прощание.

— Будет очень интересно прочитать новую книгу Демосфена, посвященную Лузитании. — Джейн выяснила, кто скрывается под псевдонимом Демосфен в процессе поиска настоящего Голоса Тех, Кого Нет.

— Валентина не едет.

— Но она же твоя сестра.

Эндер улыбнулся. Джейн, очень умная, совершенно ничего не понимала в родственных связях. Ее создали люди, она сама считала себя человеком, но была лишена биологических черт вида. Она выучила генетику по книгам и не испытывала тех желаний, которые объединяли человечество со всем живым в мире.

— Она моя сестра, по Трондхейм ее дом.

— Она и раньше не любила уезжать.

— В этот раз я даже просить ее не стану, нет. Она беременна, она так счастлива здесь, в Рейкьявике. Здесь ее любят и уважают как преподавателя, даже не догадываясь, что она и есть легендарный Демосфен. Здесь ее муж Джакт — лорд и хозяин сотни рыболовных судов и фьордов. Здесь каждый день полон интересными беседами, красотой, величием, опасностью — холодом подернутого льдом моря. Она никогда не оставит этот мир. И даже не сможет понять, почему я должен уйти.

И, думая о том, как расстанется с Валентиной, Эндер потерял уверенность, что должен лететь на Лузитанию. Однажды его уже забрали от любимой сестры — и как он жалел потом о годах дружбы, которые у него украли! Может ли он оставить ее теперь, оставить снова, после двадцати с лишним лет, проведенных вместе? В этот раз он не сможет вернуться назад. За то время, что он проведет в полете, она состарится на двадцать два года. И если он совершит обратный прыжок, его встретит восьмидесятилетняя старуха.