— Какая такая Жильяна? Сказал же, пошли прочь пока мы вас… — над забором показалось седое старческое лицо. — Жилька! Вернулась! Открывай ворота, остолопы. Жилька вернулась!
— А ты уверен, дед, что это все еще Жилька?
— Да Жилька, Жилька! Кто ж еще!
— Дай-ка гляну!
Из-за забора показался здоровый дядька с длинной бородой и густыми бровями.
— Я это, Дядь Мик.
— Все вы якаете, от только в село пустишь, так давай на людей прыгать. А ты еще с людьми какими-то! Не пущу!
— Да как же ж не пустишь, Микон?! А ты проверь! Помнишь, как она танцует? Как козка молодая скачет. Вот пусть станцует, а ты и посмотришь.
— Верно говоришь, старый. А ну-кась, Жилька, покажи, как ножками скачешь.
— Да як же ж я без музыки танцевать буду?
— Я наиграю, — я достал из сумки флейту брата и начал наигрывать легкую музыку.
Плут, поймав ритм, начал стучать по пню. Жилька затанцевала. Не врали Селяне. Танцевала она хорошо.
— Ладно, Жилька, проходите. Смотрю, и друзья твои тоже люди, раз могут музыку наигрывать.
И нас впустили. Первым делом посадили за стол да допрашивать начали. Что да как в мире творится. Мы рассказали, что знали. Селяне посерели.
— Значит, не поверили тебе, Жилька?
— Нет, дядь Стефан. Бают, мол я юродивая, али просто дурочка какая.
— Плохо это. Завтра они придут брать деревню. Не выстоим.
— Много их? — вмешался Лиан.
— Все соседние села захватили, паскуды, еще и заранцев окаянных захватили да сюда привели. Тыщ сто, не меньше.
— Эт ты, дед, загнул! Откуда ж в этих землях сто тысяч человек возьмется?
— Ты, сынок, мож и повидал, чего я не видывал. Вот ток я глазам своим верю еще. Видел я их. Все леса заселили.
— И откуда они их взяли?
— Так ясно, откуда! Кажный день новых людей из страны привозят!
— А чего же они вас до сих пор не забрали?
— Дык спрятались мы. Выходим редко, а им тельца наши не нужны, им наши души треба. От и не пырхались, вот только в последнее время терпение их лопнуло. Сказали, завтра придут да силой нас брать будут. Видать припекло.
— Это плохо, — Лиан задумался. — Что скажешь, заказчик, останемся или сбежим?
На самом деле, выбор не велик. Сбежим, и наши противники станут еще сильней. Останемся и либо поляжем, либо станем как они.
— Эд, я могу каменной стеной окутать село.
— Высота?
— Ну, уж выше, чем их частокол.
— Тогда остаемся. Будем до конца стоять.
— Стена стеной, но лестницы и веревки никто не отменял.
— Не смогуть. Они же ж тупые, як чурбаны. Новые лестницы сделать не сумеють, а старые и до частокола не дотянутся. Веревки же и вовсе кидать не умеють.
— Дело говоришь, старый.
— Ну, измором возьмут!
— Как же ж возьмут, если у нас в селе и огороды имеются, и колодцы? Давно к нам лордовы казначеи не заглядывали. Скопилось кой чего. Не одну зиму выстоим.
— Так и поступим, — поставил точку в нашем разговоре Нисс. — Все, покушали, теперь отдыхать.
— Эд, мне нужна твоя помощь.
Я пошел за Энни, ей надо было определить точный центр деревни и радиус ее окружности. Мы произвели расчеты, и она села в центре деревни. Там как раз находилась хатка. Хозяйка не возражала, и Энни занялась руной. Первые несколько часов не происходило ровным счетом ничего. Все точили оружие, у кого были доспехи, латали свои доспехи. Я достал флейту и начал играть мелодию, которую очень любил Гурт.
— Как она называется?
Я настолько заигрался что и не заметил, как подошла Жили.
— Она довольно грустная.
— «Полет мотылька». Это любимая мелодия моего брата.
— А где он?
— Брат? Погиб под Ясневым.
— Прости, не знала… Он был единственным твоим братом?
— Нет, что ты. У меня еще пять братьев. И я самый младший.
— Везет тебе. А мы с сестрой вдвоем.
— Как она?
— Сестра? Отлично, весь день за мной хвостиком бегает. Боится, что опять пропаду. Тяжело ей было все это время. Всем было тяжело. Я почему пришла… Спасибо…
— За что?
— За то, что пошел со мной, за то, что не бросил село. За то, что будешь сражаться за нас завтра. А ведь ты нам никто.
— Все мы друг другу были никто. Вон Арт, например…
Артон, услышав, что речь пошла про него, поднял голову.
— Знаешь, как мы познакомились?
И мы болтали, рассказывая наши приключения. Артон жутко стеснялся, когда речь заходила о его фехтовании. Жили лишь восклицала и охала. Позже они начали говорить о младших сестрах, и я почувствовал себя лишним.
Ноги медленно передвигались по улице. Дома… люди… Кто знает, сколькие из них погибнут завтра. Кто знает, сколькие дома сгорят. А дети останутся сиротами. Мечтая о великих боях и подвигах, я не думал никогда о тех, кто эти подвиги не переживет…
Я не стал спорить и просто отдал свое тело на растерзание. Дедушка достал еще одну сигарету и закурил.
— Знаешь, Эд, — начал он, — каждый раз, вступая в бой, я думал о тех, кого не станет. Их не забыть. Сколько бы боев ты ни прошел, но возвращаясь на поля сражений, ты будешь вспоминать всех тех своих друзей или знакомых, что полегли на тех полях. Но из-за этого нельзя отступать. Вы выбрали один путь, и они шли по нему и верили в него. Бросив этот путь, ты предаешь их… Вот почему я никогда не мог остановиться.