Голос Ветра

— Как ты красиво говоришь, — восхищённо прошептала я. — Ты случаем на диктора не собирался пойти?

— Я много куда собирался, — усмехнулся Илья.

— А мама твоя отчего умерла?

Илья глянул на меня, опять брови нахмурив.

Я не должна была так спрашивать. Не моё дело. Может, он маму любил. Это для меня смерть родителей — неосуществимая мечта, а бывают дети, любящие своих родных. Хотя нет, папа у меня хороший, я не хочу, чтобы он умер.

— Мы в частном доме жили, — нехотя ответил Илья, и в его лице появились жёсткие черты: напряглись желваки, над переносицей образовалась морщина. — Пожар, мама сгорела, отец остался инвалидом, я в лагере был, — быстро выпалил он и замолчал. И я подумала, он заплачет. Погладила его по руке.

Что там говорят в таких случаях?

— Не надо, не рассказывай.

— А это всё. Дали комнату в этом бараке, — он указал на жёлто-бежевое здание, что почти в землю ушло, и окна первого этажа находились очень низко. — Отец протянул недолго, меня в детский дом забрали.

— У меня бабушки были, — решила сбить его переживания своими признаниями. — Умерли, а с родителями я так и не нашла общего языка. Если только с папой... И очень хочу уехать, когда восемнадцать исполнится. Школу закончу и в Москву.

— Почему именно туда?

— Там жила. Там есть знакомые девчонки. А здесь никого.

— Это правда, что ты жила в закрытой гимназии для девочек?

Он наконец-то улыбнулся, и я поняла, что он неунывающий. Бывают такие люди, которые плохое вспомнят и часами не могут в себя прийти. Бывают такие, кто злится целыми сутками, моя мама может неделями пребывать в дурном настроении. А есть люди лёгкие. Тут главное не запутаться в определениях. Ведь лёгкое поведение и лёгкий на подъём — это разные свойства характера.

Илья оказался жизнелюбом? Но точно оптимист, потому что сильно не заострял внимание на неприятностях. А как он с этой девкой, которая гадости про него рассказывала? Да никак! Игнор полный! Это показатель некой внутренней силы. В машине мне хотелось высказаться, и я бы влезла в конфликт, стала бы защищать Илью. Хорошо, что та стерва с рыжим поцапалась.

— Дана? Ты чего задумалась? — прямо на ходу, Ветер наклонился, чтобы попытаться посмотреть мне в лицо.

— Да, я училась в закрытой гимназии для девочек.

— Институт благородных девиц?

— Скорее интернат. И ничего благородного там не было. Меня оттуда не выпускали… За это я ненавижу своих родаков. Тёма… Она меня убогой называет, потому что многое упущено.

— Допустим, что? — Илья открыл деревянную дверь в подъезд.

Сразу почувствовала специфический запах. Лужа стояла прямо в подъезде, пришлось пройти по досочкам.

— Допустим, я никогда не прикасалась к мужчинам, кроме папы. Взрослых видела, а парней издалека. Так что когда я к вам пришла, обалдела, что парни кругом.

Он звонко рассмеялся, потащил меня за руку на второй этаж по скрипучей лестнице, где ступеньки дугой вниз провалились, и была на них стёрта краска. Высокий второй этаж, потолки, видимо, не меньше трёх метров. Всё такое старое! Такое необычное! Рамы, двери, как из прошлого столетия. В фильмах такие видела. Фильмы в интернате смотрели каждый день, в основном, старые. Советские и голливудские. Никаких мультфильмов.

— И как тебе парни? — смеялся Ветер.

— Правду?

— Конечно!

— Вы плохо пахнете.

Мы очутились в длинном коридоре, по которому разносился смех Ильи. Кругом стояли старые шкафы на замках, детские велосипеды. У каждой двери коврики и обувь. Странно, что дверь в подъезд не закрывалась, а вещи так спокойно лежали. Никто не воровал. Прошли общую кухню с пятью газовыми плитами и умывальниками.

— Ты так на всё смотришь, словно с Луны свалилась.

— Ты хочешь меня обидеть?

— Нет, конечно.

— Нет или конечно?

— Ишь ты какая! Парней она не видела, но язычок острый.

Он подмигнул мне и повёл в дальний конец коридора.

— А здесь душевые есть? — заглядывала я с любопытством на кухню.

— Только туалет. А что ещё в парнях удивило?

Он привёл меня в конец коридора, но не туда, где туалет, по запаху можно понять, а туда, где располагалась его комната. Стал открывать дверь. Замер неожиданно, улыбка сползла с его лица. В комнате напротив что-то происходило. Какая-то возня, плакал ребёнок. Стоны.

Я уставилась на соседнюю дверь.

— Посиди, Мышонок, я сейчас, — сказал Илья таким жёстким голосом, что мурашки по телу пробежали.

Что-то происходило? Кого-то убивали?

Страшно так стало. Даже когда Ветер свет в своей комнате включил, я испуганно смотрела в коридор, не интересуясь окружающей обстановкой.

Оказалась у вешалки, на которой висела только его спортивная чёрная куртка и старая кожаная безрукавка. Под ней стояла полка для обуви, вот там чего только не было, только страшное всё, затасканное и дырявое.

Илья поставил пакет на пол. Взял чёрный платок с полки, быстро намотал его на кулак и вышел, прикрыв дверь. Я так поняла, постарался меня отгородить от малоприятного зрелища.

Но я следом за ним. До мороза по коже одной не хотелось оставаться. Юркнула в сторону от его комнаты, как полагалось мышам, в уголок забилась.