Голос вождя

— Незначительно, товарищ Сталин! — Я качнул головой и посмотрел на экран планшета. — Полагаю, что текущая обстановка на фронте и без меня вам хорошо известна: Минск пришлось оставить, гвардейцы генерала Бата понесли большие потери и отходят к Бобруйску. Фронт прошел по линии Псков — Великие Луки — Орша — Витебск — Могилев — Бобруйск — Гомель — Чернигов — Киев — Черкассы. Единственное, в присутствии Владимира Петровича, избежавшего героической гибели, танкисты действуют гораздо грамотней — в «прошлый раз» Бобруйск сдали уже 10 сентября, а в новом варианте, как мне говорит энциклопедия, отступают очень организованно, постоянно огрызаясь контратаками и устраивая крупные засады. Чтобы парировать активность 1-й гвардейской, немецкому генералу Гудериану приходилось чуть ли не в ручном режиме управлять своими дивизиями. Из-за чего он постоянно болтался у линии фронта и был ранен во время артобстрела. К нашему сожалению, ранен легко и быстро вернулся в строй.

— Ну вот, значит, все-таки не зря съездили, Виталий Дмитриевич! — то ли пошутил, то ли всерьез сказал вождь.

— Главное для меня было — друга спасти! Все остальное — вторично! Это ведь я его втянул в эти приключения, черт бы их побрал! Простите, товарищ Сталин…

— Ничего страшного, товарищ Дубинин! Я на крепкое слово, сказанное в сердцах, не злюсь.

— И вот еще что я хотел сообщить, чуть не забыл! — спохватился я, хлопая себя по лбу планшетом. — Буквально только что прочитал — после битвы за так называемый «Бобруйский выступ» немцы, поняв, что темпы наступления окончательно сорваны, повернут на юг! Гитлер потребовал до зимы захватить Киев и Донбасс. И что самое противное — Киев они все-таки возьмут. Хотя и провозятся до ноября. Самое интересное, что после моей предыдущей «командировки» такого точно не было. Тогда в середине октября шла битва за Смоленск…

— Спасибо, Виталий Дмитрич, я все записал! Подготовимся! Встретим! А дальше? — после недолгой паузы спросил Сталин. — Что дальше? Когда закончится война? Количество жертв и дата победы изменились?

— Нет, товарищ Сталин, все по-прежнему: день Великой Победы — 25 апреля 1943 года, общие потери — восемь миллионов, — сказал я и нахмурился. На экране планшета это число не выглядело страшным, особенно после вчетверо большего. Но при озвучивании становилось как-то не по себе.

И, кстати, а все-таки почему в этот раз почти ничего не изменилось? Генерал Бат оказался не такой уж большой величиной, раз его жизнь не повлияла на историю войны? Или не случилось минимально необходимого воздействия? Вот бы еще знать — какого? И где? Каким образом? Поди пойми…

— …Что же, товарищ Дубинин, мы вас по-прежнему ждем. Товарищ Берия доложил мне, что у вас случился небольшой конфликт с местным товарищем из Особого отдела… Так вот: мы снова разослали циркуляр во все подразделения на этом участке фронта о возможном появлении комиссара Дубинина. Приказано всячески вам содействовать. Пароль тоже прежний: Брест сорок один. Вам все понятно, Виталий Дмитриевич?

— Так точно, товарищ Сталин!

— До свиданья!

— До свиданья, товарищ Сталин!

Я положил трубку, поднял голову и увидел круглые от удивления глаза швеи.

— Ролевые игры так сильно затягивают… — покаянным тоном произнес я.

Быстро расплатившись и отмахнувшись от сдачи, мы со Светой выбежали из ателье и бросились к «бардачку». Упав на сиденье, я завел двигатель и, чуть ли не расталкивая бабушек с внуками, выехал на улицу.

— Куда теперь? — азартно крикнула Сморкалова.

— К Бобруйску! Выезжаем на шоссе и ждем провала! Там как раз проходит линия фронта…

Света лишь глубоко вздохнула. Могу на что угодно спорить, что у нее в голове колотилась одна мысль: «Наконец-то! Наконец-то!» У меня, впрочем, тоже…

БРДМ, распугивая легковушки, вырвалась на шоссе Минск — Бобруйск и погнала прочь от города. Лишь минут через десять я сбавил обороты. Куда спешить? Провал найдет нас независимо от скорости движения.

Но чем ближе мы подъезжали к Бобруйску, тем меньше у меня оставалось уверенности в благополучном исходе дела. А вот и Бобруйск…

Я притормозил «бардак», съехал на обочину и принялся барабанить пальцами по баранке, хмуро взглядывая на показавшиеся окраины.

— Фокус не удался? — улыбнулась Светлана.

Я посмотрел на нее. Сморкалова как будто успокоилась, обрела прежнюю цельность и великолепную безмятежность.

— Вроде того, — вздохнул я.

Поглядев в зеркальце, я развернулся и покатил обратно к Минску. Теперь я уже не гнал, ехал себе спокойно, пейзажами любовался. Пару раз меня обгоняли наглые легковушки, но я не принимал вызова, сам себе напоминая невозмутимого слона в окружении перевозбужденных мосек.

Добравшись до Минска, я заехал на заправку, залил полный бак — и повторил заезд. Результат нулевой. И опять, не теряя основательно подтаявшей надежды, я направился в сторону Бобруйска.

Возвращаясь в столицу Белоруссии, я был молчалив и угрюм. Мне было непонятно, почему не сработал алгоритм. Ведь вот же, был звонок! Мы выехали — и где провал? Почему наши гонки по шоссе ни к чему не привели?

Светлана, похоже, думала о том же.