Голос Вселенной 1991 № 4

Иван выставил стволы – теперь он палил в голую морщинистую шею с таким упорством и остервенением, будто вознамерился перебить ее напрочь. Крылья взмахнули как-то особенно сильно, и его отбросило на три метра. Но он зацепился за основание лопуха, развернулся, перезарядил пулемет. И снова на него потекла зеленая жижа, ослепляя, лишая возможности ориентироваться. Иван отбросил пулемет, счет шел на секунды, не до перезарядки! Сорвал с плеча, парализатор и выпустил подряд двенадцать ампул прямо вверх, в чешуйчатое брюхо. Его снова обдало липкой и клейкой жижей. Он бросил парализатор, потянулся к висевшим на бедрах ручным дезинтеграторам… Но не успел. Когтистая страшная лапа ухватила его поперек тела, сжала, оторвала от земли.

Теперь Иван был бессилен – костистые, крюкообразные пальцы сдавливали его, не давали высвободить рук. И в этих пальцах была заключена неимоверная сила, но ни один из когтей не коснутся шлема, поверхности скафандра.

Забились с неожиданной быстротой могучие просвечивающие крылья. Звериным ревом огласились окрестности. Ивана прижало к чешуйчатому брюху, И он увидел, как удаляется поверхность, как уменьшается в размерах брошенный пулемет, как он исчезает из виду. В брюхе булькало, клокотало, кипело что-то, переливаясь и храпя, содрогаясь и передергиваясь. Исполинские крылья ритмично взлетали, вверх и опускались. Простреленная голова безжизненно свисала, качаясь в такт взмахам. Они летели.

У Ивана было время осмыслить свое положение. Но что толку в том! Гадина могла в любой миг разжать лапу, сбросить его на глинистую почву – тут никакой скафандр не спасет от удара. А могла и сдавить посильнее. Мало ли чего она могла! Иван с огромным трудом высвободил правую руку, вцепился ею в морщинистый палец, обхватывавший грудь. Палец был толщиной в хорошее бревно, совладать с ним не было никакой возможности. И Иван оставил свою затею. Лучше до поры до времени не трепыхаться, авось все обойдется!

Он поглядывал вниз, прикидывал, сколько метров до поверхности. Точно высчитать не удавалось, но высота была приличной – не меньше километра. Летела гадина довольно-таки быстро, несмотря на ранения и потерю крови.

Ивану становилось не по себе от этой живучести, несокрушимости. Он пока еще встретился лишь с двумя типами живых представителей этого мира. Но судя по ним, мир был изрядно жизнестоек. В нем нелегко придется землянину. Даже такому, как он, прошедшему курсы спецподготовок, закончившему Школу. Если вообще ему удастся, конечно, выжить в этом мире с самого начала. Он уже забыл о переходе, о пролете воронки, о раздраженно-нудных голосах, о «системах» и всем прочем – эти вещи отодвинулись на задний план, ушли в область воспоминаний. Еще бы, когда такая жуткая действительность навалилась почти с первых часов на этой паршивой гладенькой планетенке…

Впрочем планета оказалась не такой уж и гладкой. Чем дольше и дальше они летели, тем чаще стали попадаться сначала холмики, а потом и холмы, переходящие в горы, еще небольшие, и уступчатые скалы. Над одной из таких дракон-птеродактиль замер. И разжал лапу.

Иван упал в огромное черное гнездо, сложенное из каких-то кривых балок, металлической арматуры явно искусственного происхождения и вообще непонятных предметов. Еще на лету, преодолевая боль в руках и теле, он вырвал дезинтеграторы и выстрелил вниз. Что-то там запищало задергалось.

Иван лежал на клубке извивающихся змеенышей. Было их не меньше десяти. Каждый имел по две головы и был толщиной с годовалого теленка. Прожорливые змееныши тянули к нему свои беззубые и безразмерные, растягивающиеся пасти. Но им не удавалось совладать со скафандром и шлемом. Один, самый большой и толстый, вознамерился было заглотнуть Ивана целиком, но не получилось – то ли челюсть у него вышла из пазов черепа, то ли еще чего, но он вдруг заперхал, заквохтал обиженно и запрокинул одну свою головенку набок. Особо наглых Иван усмирял лучами дезинтеграторов. Вверх он не смотрел, не успевал.

Черная тень накрыла гнездо. Стало совсем темно. Иван мог бы включить индивидуальное освещение, но он опасался делать это – мало ли как прореагирует на неожиданную вспышку раненная гадина и ее мерзкие гаденыши. Наоборот, он старался затеряться меж них, слиться с ними. Он проскользнул в самый низ гнезда – в сырость и липкую жижу. Сверху на него давили, напирали, царапали ткань скафандра остренькими коготками – но повредить ее не могли, лишь доставляли общее беспокойство, нервировали.