Голос Вселенной 1996 № 9

Кука вжал голову в плечи. Когда-то давно, года три назад он дал Гурыне хорошего пинка, чтоб под ногами не путался – тот еще совсем молокососом был. А когда Гурыня развернулся в обиде, залепил ему зуботычину и обозвал как-то, теперь уже и не помнил. Но Кука знал, это он не помнит, а Гурыня злопамятный, он все помнит… он и его удавит как пса паршивого. Кука замер.

– …вот за все за это мы и будем казнить гадов по всей справедливости! – крик начинал переходить в истошный, благой визг. – Во имя демократии и прогресса! И никаких границ! Никаких!!!

– Откуда он эдаких слов-то набрался, – недоумевал Трезвяк. – Ведь был оболтус оболтусом, тупее не отыщешь!

– Но прежде вы все увидите своими бараньими глазами, чего еще натворили эти падлы! Давай, неси сюда! Живей!

Гурыня принялся размахивать руками – и откуда-то из-за помойных баков начали выскакивать одна за другой пятнистые пары. Каждая волокла за собой, прямо за ноги, по избитому до синевы телу. Кука усердно загибал пальцы.

– Восемь, – наконец сообщил он Трезвяку. Тела побросали посреди площади, у колоколенки, чтобы было видно всем. И сразу запричитали плаксивые бабы, заныли мальцы, насупились и подались назад угрюмые мужики.

Гурыня сбежал к трупам, пнул один сапогом в бок, воздел Руки к небу, будто желая засвидетельствовать, что все восемь безнадежно мертвы. И стремглав взлетел на свой помост.

– Да! – завопил он пуще прежнего. – Эти были еще лучше нас! Это они хотели помешать диверсантам, падла! Это они встали грудью… И каждого, падла, каждого из них ухряли! Вы видите слезы на моих глазах, – Гурыня и впрямь размазал нечто незримое по щекам, – я скорблю вместе с вами! И я знаю, что суд наш справедлив! Наш народный суд!

Последние его слова заглушил грохот сверху. Трезвяк обомлел и чуть не помер тут же со страху, а Кука Разумник не сдержался, обмочил штаны. Над поселком зависла тарахтелка. Непуганные и глупые посельчане задирали головы вверх, пялились на диковинку, показывали на нее пальцами и гоготали. Они еще не знали, что начнется сейчас…

Но ничего не началось. Тарахтелка повисела немного, потом прошлась кругом над площадью. И улетела в муть серого неба.

– Да! – вновь завопил Гурыня. – Они с нами! Они помогут нам и никогда не бросют, падла!

Он вдруг остолбенел ни с того ни с сего, будто вспомнил нечто важное и страшное, перекосился, сгорбился, задрожал. И кинулся к стоявшему тут же на помосте пьянющему, пошатывающемуся пятнистому коротышке, который держал в красной лапе что-то черное с хвостиком. Они отошли оба к краю, долго тыкали друг дружке кулаками в грудь, скалились, шипели в лицо, тряслись… но не кричали. Наконец коротышка перестал шататься, начал облизывать свою черненькую игрушку. А Гурыня схватил за грудки здоровенного рыжего детину в форменной телогрейке, с минуту то ли кусал его за ухо, то ли шептал в него нечто неслышимое Кукой и Трезвяком, а потом резко пихнул вниз. Детина рухнул с помоста мешком, но тут же вскочил и опрометью побежал с площади.

Ошарашенный неслыханными прежде чудесами народец совсем растерялся. Многие поглядывали по сторонам, норовя удрать. Но не тут-то было – из такого оцепления не удерешь, могут только вынести, да и то вперед ногами.

Гурыня же метался по помосту, грыз ногти и дергался.

Наконец он обрел голос.

– Братаны! Сеструхи и бабки! Падлы, мать вашу! – визжал он. – Пока мы тут вас уму-разуму учим, еще одна диверсионная банда рвется к трубам, теперь к восточным! Чтоб взорвать их, понимаешь! Полундра, мамаши! Кругом, падла, все окопались! Недобитые, падла! Недорезанные!

– Да у нас отродясь никаких-таких не было! – выкрикнул из толпы смельчак. – У нас тихо тута!

– Провокатор! Пособник! Вот они, падлы, где окопались!!! – Гурыня только обрубком своим ткнул.

И уже с десяток стволов разом повернулись на голос смельчака, ударили очередями. Завизжал покалеченный народец, попадали убитые. Кука начал было снова загибать пальцы, но бросил это пустое занятие – все равно дальше восьми он считать не умел.

Выстрелы отгремели быстро. Но народу не дали разбежаться, даже раненым. Трупы выволокли на площадь, да и побросали в кучу «самыми лучшими сынами».

Тем временем Гурыня малость успокоился. Было лишь заметно, что он к чему-то прислушивается, к чему-то принюхивается, чего-то ждет. Только Кука Разумник и Доходяга Трезвяк совсем ничего не понимали. Они лишь видели сверху, как бежит куда-то сломя голову рыжий детина – вот он упал, пополз, сорвал с плеча железяку здоровенную, вот хряпнуло, ухнуло, вздыбило пыль, а потом вдруг ударила в серое низкое небо горящая струя, ударила снизу, взметнулась, прожигая свинцовую пелену, и исчезла в клубах черного дыма. Нет, смотреть в ту сторону было еще страшнее, Трезвяк с Кукой разом отвернулись.

– Ага! Ага-а!!! – истерически орал с помоста Гурыня. – Вон они, падлы!!! Окопались! Они везде окопались! Они взорвут всех нас! Падлы! – Гурыня бесновался как одержимый. – Староста! – Где поселковый староста, падла?! Сюда! Сюда его!!!