Голос земли. Легендарный бестселлер десятилетия о сокровенных знаниях индейских племен, научных исследованиях и мистической связи человека с природой

Взгляните на последствия изгнания из Рая бедной Евы: земля в кровоподтеках и следах насильственного отношения. Разрушается не только сама природа, но, что более важно, и наши связи с ней. Как написал Гари Набхан: «Мы не можем осмысленно приступать к исцелению, к исправлению ошибок без воссоздания истории». Другими словами: наша связь с землей не восстановится, пока мы не узнаем ее истории. Но кто ее расскажет?

В западной традиции существует общепризнанная иерархия живых созданий, на вершине которой, конечно же, находится человек – апофеоз эволюции, венец Творения, а растения – внизу. Но у индейцев люди в этой иерархии часто относятся к категории «младших братьев». Мы считаем, что у людей меньший жизненный опыт, а значит, им нужно многому учиться и следовать примеру учителей – животных, птиц и растений. Их мудрость проявляется в том, как они живут. Они учат нас своим примером. Ведь они прожили на этой земле гораздо дольше, чем мы, и у них было время все узнать. Живя как над землей, так и под ней, они соединяют Небесный мир с земным. Растения умеют добывать пищу и лекарства из света и воды, а потом отдают их.

Мне нравится думать, что, когда Небесная женщина рассыпала свои семена по Черепашьему острову, она обеспечила пищу для тела и ума, эмоций и души – она хотела, чтобы мы учились. Растения способны рассказать нам ее историю, нам нужно только научиться их слушать.

Совет пекана

Горячие волны стелются над луговыми травами; воздух тяжелый, влажный и наполненный звоном цикад. Все лето они ходили босиком, и все равно сухая сентябрьская стерня 1895 года колет им ноги, когда они рысцой бегут по выжженной солнцем прерии, поднимая пятки, как танцоры грасса. В своей выцветшей под солнцем одежде они похожи на молодую поросль ивы. Во время бега под смуглой кожей на их узких грудях выпирают ребра. Они направляются в сторону тенистой рощицы, где под ногами мягкая прохладная трава, и, раскинув ноги, плюхаются в ее высокие заросли. Несколько минут они отдыхают в тени, а потом вскакивают на ноги, ловя кузнечиков для наживки.

Удочки стоят в том же месте, где они их оставили, прислоненные к старому тополю. Они насаживают кузнечиков и закидывают леску. Прохладный речной ил просачивается меж пальцев ног. Но жалкий поток воды, оставленный засухой, едва струится по высохшему руслу. За исключением нескольких комаров, нет никаких жалящих насекомых. Скоро становится ясно, что шансы пообедать рыбой тают так же, как и их животы под выгоревшими джинсами, поддерживаемыми бечевкой. Похоже, что сегодня на ужин им не светит ничего, кроме сухарей с красной подливкой. Опять. Они терпеть не могут возвращаться домой с пустыми руками и разочаровывать маму, но и сухари наполнят желудок.

Земля здесь, вдоль реки Канейдиан, в центре Индианы, представляет собой холмистую саванну с рощицами в низинах. Большая ее часть никогда не была вспахана, да и плуга здесь ни у кого нет. Мальчики идут по течению реки, переходя от рощицы к рощице, назад к дому, что стоит на их участке. Они надеются найти более глубокое место, но тщетно.

Вдруг один из мальчиков наступает в высокой траве на что-то твердое и круглое.

Один, второй, еще и еще – их так много, что трудно идти. Он поднимает с земли твердый зеленый шар и с криком: «Пиганек! Давай отнесем их домой!» – запускает им в своего брата, словно пасуя мячом. Орехи только начинают созревать и падать, усыпая траву. Мальчики мгновенно наполняют ими карманы, а потом еще собирают большую кучу. Пеканы хорошо есть, но трудно нести. Они как теннисные мячи: чем больше их набираешь, тем больше просыпается на землю. Мальчики терпеть не могут возвращаться домой с пустыми руками, и мама бы порадовалась… Но вряд ли можно унести больше горсти этих орехов.

Когда солнце садится, жара немного спадает и вечерняя прохлада опускается в низину, можно бежать домой ужинать. Мама зовет их, и мальчики бегут, переваливаясь на своих тощих ногах и мелькая в сумерках белыми трусами. Издали кажется, что каждый несет большую рогатину, которая лежит на плечах, как ярмо. Они бросают добычу к ее ногам с выражением триумфа на лицах – карманы у двух пар потертых штанов, туго стянутых бечевкой у щиколоток, набиты орехами.

Одним из этих тощих мальчишек был мой дед, который всегда хотел есть и потому собирал еду везде, где найдет. Он жил в хижине в прериях Оклахомы, когда это еще была индейская территория, незадолго до того, как ее не стало. Какой бы непредсказуемой ни была наша жизнь, еще меньшему контролю поддаются истории, которые расскажут о нас после нашего ухода. Дед бы здорово посмеялся, узнав, что его правнуки знают его не как награжденного ветерана Первой мировой войны и не как умелого механика, ремонтировавшего новейшие автомобили, а как босоногого мальчишку из резервации, бегущего домой в одних трусах и штанах, набитых пеканами.