Голос зовущего

— Послушайте, вы, — произнес мужчина, и стул под ним угрожающе скрипнул. — Не суйте нос не в свое дело. Что вам нужно?

— Горчица! — повторил я, и стул подо мною тоже скрипнул. На какие только ухищрения иной раз не пускаешься!

Женщина улыбалась. У нее были ровные белые зубы, и они блестели. Мужчина смотрел на меня сумрачно.

— Что с ним связываться, с дураком, — проговорил он, протянув мне горчицу. Я выпил коньяк, зачерпнул ложечкой горчицу и понюхал ее.

— Прошу прощения, — сказал я. — У каждого свои слабости.

Они молчали, пока я расплатился, поднялся и вышел.

Кто мог подумать, что в один прекрасный день пути наши скрестятся? В самом деле, мир не так уж тесен, особенно тот, в котором живем мы.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Я стоял в одиночестве на балконе, и холод сквозь тонкую туфлю начинал пощипывать пальцы. «Клинг, клинг», — пропел звоночек над входной дверью. Я бросил в сад недокуренную сигару и вернулся в мастерскую. Проскрипели ступени лестницы под двумя парами ног, и на пороге появились брат и его жена. Как часто бывает в таких случаях, наступила пауза — гости приглядывались друг к другу. Отец во все глаза смотрел на Фаннию. Она и в самом деле была хороша, я, помнится, подумал, что женщины выигрывают при свете живого огня. Камин горел ярким пламенем, поленья трещали, подобно петардам.

— Познакомьтесь, мой отец, — сказал Рудольф.

— Позвольте вас от души поздравить. — Отец обеими руками взял продолговатую ладонь Фаннии и прильнул к ней губами. — Надеюсь, мой сын с достоинством несет нелегкое бремя супружества?

Бестактно, даже очень бестактно, — отметил я про себя. «Нелегкое бремя супружества»! Ни для кого не секрет, что у Рудольфа слабое здоровье. Слабое? Слишком мягко сказано. Добродушная ирония престарелого адвоката. «О, мы отлично понимаем, каково молодой, красивой женщине жить с таким неуравновешенным мужем, который a propos мой сын». Отец говорит совсем не то, что думает, решил я, не может он этого думать. Брат стоял у двери, поджав губы, но глаза его смеялись. Потом подмигнул мне и прошептал: «Театр, ну, прямо театр!» Я понял, никакого примирения не будет. И все-таки надеялся. Но тут отец перешел ко второму действию и тем все окончательно испортил. Чопорный, важный, совсем как Су, он проследовал в дальний угол, взял свой черный адвокатский портфель, — щелкнули замки, блеснула серебряная монограмма А. Р., — и он извлек из него небольшую шкатулку.

— Рудольф, — проговорила Фанния, — по-моему, это преступление, скрывать от нас такого отца!

— Вот именно преступление! — вместо Рудольфа ответил отец. — А это вам от меня небольшой подарок.

— Ай! — воскликнула Фанния.

У нее в руках переливалось ожерелье. Она подбежала с ним к зеркалу.

— Свет, зажгите свет!

Я зажег верхний свет. Ева вместе с моей мачехой щебетали перед зеркалом, поочередно примеряя ожерелье. Как быстро женщины находят общий язык! Тряпки, золото, серебро, и раздоров как не бывало. К черту, подумал я, опять Рудольф воздействует на мое мышление. Стоит ему взглянуть на меня, и я начинаю думать его мыслями: «Женщины не умеют радоваться в одиночку, они делят радость на две, на три, а то и на четыре части. Но удивительней всего то, что разделенная радость не становится меньше, наоборот, она вырастает вдвое, втрое и даже вчетверо». Тонко подмечено.

— Ха, ха, ха, — рассмеялся Рудольф. — Он подарил тебе ожерелье нашей матери! Вот это, я понимаю, практичность!

— Рудольф! — строго сказала Фанния.

Засим официальная часть церемонии была закончена, и, надо сказать, закончена неудачно. Отец с Рудольфом не замечали друг друга. Я познакомил брата с его мачехой, и с помощью Кризенталя гости обменялись несколькими фразами. Ева вышла в столовую накрывать на стол. Узнав, что Фанния изучает архитектуру, отец оседлал своего любимого конька. Влияние архитектуры на человека. Он говорил, что на психику влияют разнообразные факторы, но для жителей городов решающим фактором является архитектура. Гармонию любого сооружения наше сознание схватывает моментально, и полученное таким образом эстетическое удовольствие благоприятно действует на психику. Житель Нью-Йорка потому-то и отличается от жителя Риги, что Нью-Йорк не похож на Ригу. (Какое глубокое замечание!) А житель Лондона потому и похож на рижанина, что в основе архитектурных принципов двух городов имеется много общего. Парки, аллеи, невысокие дома. Покой.

— Вы бывали в Нью-Йорке и Лондоне? — спросила Фанния.

Да. Он ответил, что бывал. Говоря это, отец поглядывал на Рудольфа, стоявшего у окна. Да. Он побывал во всех европейских столицах, за исключением столиц Балканских государств. И, пожалуй, еще Испании. Уж так получилось, что не собрался в эти страны.

Рудольф повернулся и вышел. Я слышал, как скрипели под ним ступеньки. Хлопнула дверь на кухню.