Голоса

— Господи… господи, — слышался из темного угла сеней ее голос. — Митенька, мы же могли все… Просто не проснуться. Я туда больше не пойду.

Митя пошел на крыльцо. Там он нашел топор, всаженный в бревенчатую стену, выдернул его и вышел наружу.

Луна успела удалиться с места преступления и поглядывала на Коржино сбоку. Вид у нее был мирный. Ветер еще носил одинокие капли воды, сорванные с веток. Митя отодвинул висевшую на одной петле калитку огорода и направился к окнам. Он по очереди отогнул толстые ржавые гвозди в переплетах рам и распахнул все три окна.

Он снова подошел к крыльцу, и вот тут, именно в этот момент, во втором часу ночи, первой ночи на своей названой родине, Митя услышал голоса.

Собственно, неизвестно, были ли это голоса, или, может быть, вода стекала по желобку с крыши, или крылья ночных птиц рассекали воздух, или ворочались в хлеву овцы. Но Мите почудился разговор, словно истекающий от звезд, обильно усыпавших небо. Он поднял голову и по привычке нашел Большую Медведицу. От нее исходил низкий, еле слышный и умиротворяющий голос, похожий на женский своими интонациями, а Полярная звезда вторила ей детским шепелявым голоском совсем неразборчиво, точно по междугородному телефону. Митя прислушался со всем вниманием, но слов нельзя было разобрать.

— Спи… — послышалось ему слово Большой Медведицы. — Спи…

Митя тряхнул головой. У него заболела шея, и глаза заслезились от долгого вглядывания в звезды. Он вернулся к семье, и они вновь устроились на ночлег.

Аня легла с Митей. Ее трясло, и Митя старался согреть ее, прижимая к себе. Наконец Аня уснула. Митя осторожно выскользнул из ее объятий и пошел на диван. Из окна тек холодный воздух. Митя вдохнул его всею грудью, лег рядом с Малышом и тоже заснул.

Утром они смеялись, вспоминая ночное происшествие, и попутно искали печную заслонку. По всей видимости, хозяин закрыл трубу, уходя на сеновал. Но спросить было не у кого. Анатолий Иванович ушел пасти ни свет ни заря, а Витька, оседлав мотороллер, куда-то умчался.

Заслонка не была найдена, а потом о ней забыли. Она возникла только под вечер, когда снова нужно было протапливать печь. Митя решил было идти напролом, сложил в печке дрова и с большими мучениями поджог их. В результате изба наполнилась дымом. Тогда-то и была предпринята последняя отчаянная попытка найти заслонку на чердаке. Но и она не увенчалась успехом.

Спустившись по лесенке вниз, Митя остановился и прислушался. В темном, приятно пахнущем навозом пространстве двора, за перегородкой, угадывались очертания коровы. Черного теленка видно не было. Митя подошел к перегородке и просунул руку сквозь доски. Пальцы натолкнулись на теплый коровий бок. Малюта вздрогнула и подалась назад. Митя провел ладонью по гладкому шерстяному телу коровы точно так же, как ласкал печную трубу, и снова испытал кратковременный прилив нежности ко всему на свете, включая себя самого. Сделав шаг назад, он почувствовал, что угодил ногой в свежую коровью лепешку. Это быстро ликвидировало нежность. Митя схватил клок сена, вытер ботинок и отправился к Ане докладывать о результате поиска.

Уже выходя из двора, он услышал, как за спиной, из темноты, кто-то явственно сказал:

— Откуда он? Его здесь не было…

— Тихо… — раздался другой голос, напомнивший ему вчерашний голос звезд, и все смолкло.

Митя оглянулся, различил вверху черный провал сеновала, обиталища Витьки, и решил, что тот прячется там вместе с каким-нибудь приятелем. Но выйдя наружу, он увидел, что Витька с грохотом и дымом подкатывает к крыльцу на мотороллере. Фара мотороллера горела, как глаз дракона. Витька молодецки осадил его, два раза прогудел в гудок, возвещая о своем прибытии, и заглушил мотор.

— Слушай, там у тебя на сеновале кто-то, — сказал Митя.

— А-а, — безразлично протянул Витька и принялся закатывать дракона в стойло.

Когда Митя вернулся в избу, оказалось, что хозяин уже пришел, а заслонка обнаружена. В верхней части печки была ниша, прикрытая ситцевой занавеской. Там и находилась заслонка, а вернее круглая дыра, ведущая вниз. Она прикрывалась чугунными, вложенными друг в друга кругами. Митя опознал в них то, что он привык подразумевать под словом «конфорка». Хозяин виновато хмыкал, слушая рассказ Ани об угаре, и объяснял свой поступок тем, что хотел сохранить тепло, потому и прикрыл трубу. Во всяком случае, во избежание повторений Мите было вменено в обязанность проверять состояние чугунных кружков перед сном, что он впоследствии и делал, предохраняя семью от отравления.