Голоса

Лорд-Хранитель умолк, и в наступившей тишине Шетар, подняв лежавшую на лапах голову, вдруг сладко, с подвывом, зевнула во всю пасть, сопроводив зевок глубоким горловым рычанием.

— Ты совершенно права, Шетар, — сказала Грай, поворачиваясь к ней. И они с Каспро тут же встали и стали благодарить Лорда-Хранителя за гостеприимство и желать всем спокойной ночи. Меня они тоже поблагодарили.

Я протянула Грай масляный светильник с колпачком из слюды, чтобы им с Орреком удобнее было в темноте подниматься к себе наверх. Я видела, что они, выходя с веранды, коснулись краешка ниши с фигуркой нашего домашнего бога и рядышком пошли дальше по коридору, и его рука лежала у нее на плече, а свет от лампы бежал с ними рядом по голой каменной стене.

Обернувшись, я посмотрела на Лорда-Хранителя и поняла, что он так и стоял все это время, неотрывно глядя на пламя свечи. Лицо его казалось страшно усталым, и я вдруг подумала: до чего же он одинок! Его друзья и знакомые приходили и снова уходили, а он обречен был всегда оставаться здесь. Я раньше считала, что это он сам предпочел затворничество и одиночество, что стремление к уединению свойственно его натуре, и мне оно казалось совершенно естественным. Но потом я поняла: у него просто не было выбора.

Он поднял голову и посмотрел на меня.

— Ну, и кого же ты привела в Галваманд, Мемер? Меня испугал его тон. И я не сразу сумела ответить:

— Я думаю, друзей.

— О да! Могущественных друзей.

— Лорд-Хранитель… — Да?

— А эта история о Пасти Ночи и Обаттхе… Скажи, неужели они, эти жрецы в красных шапках и солдаты, явились сюда, в наш дом, в Галваманд, и забрали тебя в тюрьму, потому что думали…

Он далеко не сразу ответил мне и долго сидел в какой-то странной, напряженной позе, сгорбившись и словно страдая от невыносимой боли.

— Да, поэтому, — промолвил он наконец.

Я и сама толком не понимала, что, собственно, хотела у него узнать, зато он меня отлично понял. И в глазах его вспыхнул яростный огонь.

— То, что они ищут, и так принадлежит им. Они носят все это в своем сердце, а у нас в сердце ничего такого нет. И дом наш не таит никакого зла. Они сами принесли с собой свою тьму. Но они никогда не поймут и не узнают, что таится в сердце Галваманда. Да они и не станут искать. И никогда не увидят… Та дверь никогда не откроется для них! Тебе нечего бояться, Мемер. Ты не сможешь выдать эту тайну даже случайно. Я пробовал. Я пытался это сделать. И даже не один раз. Но боги моего дома и тени моих мертвых заранее простили меня. Я знаю, они бы никогда не позволили мне стать предателем. И руки их, тех, кто дарит нам сны и мечты, зажали мне рот.

Вот теперь мне действительно стало страшно. Он никогда раньше даже не упоминал о тех пытках, которым его подвергли. И теперь сидел, стиснув руки, опустив плечи, и весь дрожал. Мне хотелось подойти к нему, но я не смела.

Он слегка махнул рукой и прошептал:

— Ступай, ступай. Ложись-ка спать, детка.

Я все-таки шагнула к нему и накрыла своей рукой его руку.

— Не тревожься, со мной все в порядке, — сказал он. — Послушай, ты очень правильно поступила, что привела их сюда. Ты принесла нам благословение богов. Впрочем, ты его всегда нам приносила, Мемер. А теперь ступай спать.

И мне пришлось уйти и оставить его там, такого одинокого, дрожащего…

Я чувствовала себя очень усталой — этот день и впрямь оказался каким-то ужасно длинным, — но все же не смогла сразу лечь в постель и заснуть. И через некоторое время вернулась в заднюю часть дома, остановилась у той стены, что прилегала прямо к скале, начертала в воздухе заветные слова и вошла в тайную комнату.

Но стоило мне туда войти, как меня охватил страх. Я просто вся похолодела, и по спине поползли противные мурашки.

К тому же меня преследовал тот жуткий образ из рассказанной Лордом-Хранителем легенды: черное солнце, высасывающее из нашего мира тепло и свет; и мне казалось, будто в душе у меня тоже образовалась какая-то дыра, через которую уходит, утекает все — смысл жизни, смысл слов, — и не остается ничего, только холод и пустота.

Я всегда боялась дальнего конца этой странной вытянутой комнаты. И всегда старалась держаться от этой ее темной части подальше, отворачивалась, пыталась вообще не думать о том, что там находится, уговаривая себя: «Ничего, просто там хранится нечто такое, что я непременно пойму позже». Ну вот, видимо, теперь это «позже» как раз и наступило. Теперь я должна была понять, что покоится в основе моего родного дома, что таится у него в сердце.

Но прежде мне необходимо было разобраться, в чем смысл той легенды о Пасти Ночи, понять, что означает этот отвратительный образ, созданный ненавистными мне альдами.

Любопытно было и то, о чем говорил Оррек Каспро. А он рассказывал о библиотеке. Причем самой большой в мире. О некоем хранилище знаний. О таком месте, где царствовал свет разума.