Голоса чертовски тонки. Новые истории из фантастического мира Шекспира

Отыскав комнату подальше от шума пирушки, он прокрался внутрь и привалился к стене, прислонив голову к холодному, грубо отесанному камню. Он вовсе не хотел плыть на этом обреченном корабле на переговоры с Просперо, волшебником и герцогом Миланским. Куда охотнее он остался бы дома, снедаемый тревогой о судьбе этого предприятия, предоставив братцу рисковать жизнью перед лицом стихии и старого колдуна. Дон Педро настоял на том, чтобы возглавить посольство к Просперо лично – в знак особой важности дела. Конечно, духи, феи и эльфы Оберона воздержались от вмешательства в войну, но вставшие против Арагона и его союзников армии – включая иллирийскую – выставили в поле впечатляющие количества магов, астрологов и еще худшей чертовщины, не говоря уж о скотте и его проклятых ведьмах. Если бы Просперо вступил в войну на стороне Арагона, хотя бы только обеспечив защиту от вражеских проклятий и чар, это изменило бы весь ход войны. Всей Европе было известно, что в волшбе ему нет равных.

Поэтому в дело и было пущено все, что могло бы привлечь старого волшебника на нужную сторону – страстные просьбы принца, мудрые речи философа, снадобья и чары целительницы… И Хуан, так как Педро не доверял ему настолько, чтобы оставить брата дома.

«Если бы ты, братец, когда-нибудь доверился мне, – подумалось дону Хуану, – возможно, я и не стал бы тебе врагом». Однако дон Хуан был достаточно честен с самим собой, и прекрасно понимал, что это чувство – не более, чем отговорка: он не из тех, кто удовольствуется жизнью в тени другого.

Он сгорбился под гнетом невеселых мыслей, но тут услышал еле различимое бормотание, скорее отдававшееся в камне стены, чем звучавшее в воздухе. В поисках одиночества Хуан забрался в самую глубь крепости, а все слуги были заняты утолением жажды хозяина и его собутыльников. Так кто же мог бормотать себе под нос здесь, в самом сердце здания?

Осторожно выступив в коридор, дон Хуан двинулся на звук, собирая отдельные слова воедино, и вскоре узнал голос скотта. Это заставило его остановиться. Сей мрачный реликт прошлого был не из тех, кто внушает доверие, однако Хуану стало любопытно, о чем кровавый древний монстр может беседовать с самим собой в тиши темной кладовой. Подкравшись поближе, он навострил уши.

– Он не мужчина, – скрежетал замогильный голос. – Орсино – сущее дитя и тряпка. Но ничего. Найдутся другие армии, которым нужна помощь, и другие правители, у кого хватит духу продолжать войну.

В ответ ему зазвучал еще один голос, женский, от которого веяло неприступным величием и холодной, как лед, яростью. Хуан не мог слышать этот голос без дрожи, но в то же время почувствовал в нем ужасную притягательность и понял: зло в этом голосе перекликается со злом в его собственной душе. В тот же миг все иллюзии насчет того, как жестоко обошлась с ним жизнь, рассеялись. Он осознал, что он – всего лишь подлый негодяй и раб этого голоса.

– Разве вечная жизнь и неуязвимость для всех клинков и стрел мужей, рожденных женщинами, дарована тебе затем, чтобы ты отвечал мне: «Не могу»? – требовательно спрашивала невидимая женщина. – Разве власть над моими ведьмами дана тебе затем, чтобы ты пожимал передо мною плечами, разводил руками и лепетал оправдания?

– Орсино не питает любви к войне. Я не могу сделать воина из поэта, – вздохнул скотт с удивительным в нем, почти человеческим разочарованием. – А если поднажать, выйдет то же, что в Датском королевстве – сплошные смерти без всякой цели.

– Порой смерть и есть основная цель, – мрачно заметила женщина.

– И еще… – голос скотта дрогнул. – Я не вижу, что сталось с твоей прислужницей. Она скрылась от моего взора.

На миг сделалось тихо, и Хуан затаил дух. Затем женский голос вновь заговорил – куда медленнее прежнего:

– И от моего, а это дело нешуточное. Но это моя забота. Твои заботы – огонь и меч, и в этом ты оплошал передо мной. Если Педро вернется в Арагон, ты познаешь всю глубину моего недовольства. Если Иллирия прекратит войну – тоже. Сделай свое дело, бывший король Шотландский, и я увижу всю Европу в огне. Я сокрушу их троны, спалю их церкви и утоплю их хваленый свет разума в крови. Мы вернем нашу эпоху, Макбет, эпоху крови и ярости, страха и смерти. Вот цель, ради коей я сберегла тебя, вот моя воля, которую ты должен исполнить. Иначе познаешь крайнюю степень моего недовольства.

С этими словами говорившая исчезла – Хуан не мог этого видеть, но безошибочно почувствовал ее отсутствие, словно нечто вроде разочарования. Каждое слово ее повергало в ужас, но и внушало невольное восхищение. Конечно, в мире было полным-полно дурных людей наподобие Пароля или сэра Тоби, всю жизнь напролет сеющих вокруг себя обиды и оскорбления, угрозы и обман. Но изредка встречались и другие – те, кто искал наслаждения не просто в богатстве, силе и власти, но в злодействе. Именно таков был он сам, именно таких считала своими повелительница скотта, Геката.